Так ли опасны слова иностранного происхождения, как их малюют депутаты?

Комитет Госдумы по культуре одобрил законопроект, согласно которому за неоправданное употребление иностранных слова будет взыматься штраф от 2 до 50 тысяч рублей. О том, как относиться к заимствованным словам, и что представляет угрозу для русского языка, «Правмиру» рассказала доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка филологического факультета МГУ Марина Юрьевна Сидорова.

Абсолютно бессмысленная вещь

– Как Вы относитесь к инициативе штрафовать за неоправданное употребление иностранных слов?

– Во-первых, я хочу сказать, что я не слышала о подобной инициативе, поэтому я просто отвечаю на ваш вопрос, отвечаю гипотетически.

Сама эта инициатива, как и любая в такой формулировке, которая была или могла бы быть, – это, с моей точки зрения, очень непродуманное действие. Речь идёт о неоправданном употреблении заимствований. Но, например, в вашем вопросе есть слова «инициатива» и «штраф» – это слова заимствованные, и как доказать, оправдано здесь их употребление или нет?

Для того чтобы подобная законодательная инициатива имела смысл, в ней должны быть чётко прописаны три вещи: проступок, санкция и механизм реализации этой санкции. В данном случае мы имеем только санкцию (штраф). Проступок абсолютно туманный: «неоправданное употребление заимствованных слов».

Во-первых, что такое, заимствованные слова: церковнославянизмы – это заимствования или нет? Во-вторых, непонятно, где оправданное употребление, а где неоправданное. И в-третьих, здесь нет механизма реализации этой санкции: непонятно, кто и каким образом будет эти штрафы накладывать. То есть данная законодательная инициатива – это абсолютно бессмысленная вещь.

– В.В. Жириновский в качестве примера заимствованных слов, к которым есть русское аналоги, приводит слова «сингл», «менеджер», «перформанс». Как бы Вы это прокомментировали? Как быть со словами, которые, казалось бы, имеют русские аналоги, но на самом деле эти русские аналоги оказываются не вполне идентичными (имидж – образ).

– С моей точки зрения, когда образуются пары типы имидж – образ или креативный – творческий, формируется очень полезное разграничение. Мы сейчас живем в двух культурных полях, в их взаимодействии: это поле отечественной культуры и поле западной культуры, поле русского менталитета и поле западного менталитета. И каждый говорящий, мыслящий человек себя в этих полях располагает.

Мне очень нравится противопоставление креативный – творческий, потому что я человек творческий, а тот, кто делает рекламу на телевидении, – он, наверное, креативный. У меня есть образ себя, и у любого человека, наверное, есть образ себя, а у кого-то есть ещё имидж. То есть в данном случае теми, кто больше располагает себя в поле русского менталитета, слова имидж и креативный не воспринимаются со знаком плюс.

Понятно, что для кого-то может быть наоборот, для кого-то современное креативный – лучше, чем «замшелое» творческий. Мне кажется, что разумно было бы эти пары сохранить, сохранить это разграничение, тем более что на уровне сочетаемости оно отчётливо прослеживается.

В студии: Камиль Фаткуллин.

К. ФАТКУЛЛИН: В студии главный редактор сайта Грамота.ру Владимир Пахомов. Есть у вас конкуренты на российском пространстве в интернете, у кого тоже можно проверять слова?

В. ПАХОМОВ: Мы их считаем не конкурентами, а друзьями и партнёрами. Конечно, есть. В первую очередь, это почти наши тёзки: сайта грамма.ру, официальное название портала «Культура письменной речи». Его создают и поддерживают наши коллеги из Санкт-Петербурга. Вы ни в коем случае не считаем их конкурентами, как и они нас. Мы достаточно давно дружим, обмениваемся интересными историями, интересными вопросами. Есть ещё справочные службы в интернете не только у грамоты и граммы, на сайте "Словари XXI века" тоже есть справочная служба русского языка. Таких сервисов много.

К. ФАТКУЛЛИН: Пользуются ли они популярностью и растёт ли посещаемость?

В. ПАХОМОВ: Посещаемость растёт. Рост числа пользователей интернета продолжается, хотя кажется, что интернет есть уже у всех. Растёт число пользователей нашего портала. Апрель-май – обычно самые горячие месяцы, потому что конец учебного года, все готовятся к экзаменам и ещё не ушли в отпуск, и вторая горячая пора – сентябрь-ноябрь, все начинают учебный год и вернулись из отпусков. В эти горячие месяцы у нас 90 тысяч в день в будние, в выходные меньше. Посетители не только из России, но и из стран СНГ, и очень много пользователей из США, Германии, Израиля. Эти страны лидируют. Закончились выпускные экзамены, каникулы у школьников, у рабочего люда отпуска, поэтому сейчас посетителей меньше.

Нередко в названии города можно усмотреть двойной смысл: например, если с этим городом связаны некие устойчивые ассоциации. А порой здесь появляются и определенные политические соображения.

В последние дни в сводках российских новостей в очередной раз обсуждается вопрос о возвращении городу Волгоград имени Сталинград, которое он носил с 1925 по 1961 год. У этой инициативы есть как ярые сторонники, так и не менее ярые противники. Сторонники утверждают, что такое возвращение позволит сохранить память о подвиге народа в Великой Отечественной войне; противники же полагают это недопустимым, поскольку так будет фактически реабилитировано имя Иосифа Сталина, которого многие считают прежде всего кровавым тираном и диктатором. При этом любопытно, что вариант возвращения городу исторического имени Царицын, под которым он существовал более трех столетий, просто не рассматривается.

А вот бывшей российской столице было возвращено именно историческое имя. До начала Первой мировой войны город назывался Санкт-Петербург (не в честь основавшего его в начале XVIII века Петра Первого, а в честь Св. Петра); с началом войны его имя «русифицировали», убрав «немецкое» звучание, но уже через десять лет, после смерти вождя революции 1917 года Ленина, он был переименован в Ленинград – а с начала 90-х вновь стал Санкт-Петербургом. Традиция переименования городов после смерти коммунистических лидеров сохранялась в течение почти всего ХХ века: так, вплоть до распада СССР существовали города Орджоникидзе, Куйбышев, Брежнев и Андропов; впрочем, и сейчас на карте можно увидеть Киров, Калининград (бывший Кенигсберг) и даже Тольятти (по имени руководителя итальянской компартии) – город, названный так потому, что в нем в советское время был открыт завод по выпуску легковых автомобилей «Жигули», прообразом которых стала одна из моделей итальянского «Фиата».

О. СЕВЕРСКАЯ – Что зашифровано в "послании к славянам"? Сколько Государству Российскому стоила буква "еръ"? Кто на самом деле предложил использовать букву "ё"?

М. КОРОЛЕВА – Сегодня открываем тайны русского алфавита и говорим об истории нашего языка.

О. СЕВЕРСКАЯ – Вопрос о происхождении русского языка до сих пор не дает покоя ученым. С молоком матери мы впитываем знание о славянском братстве, но есть у нас и другие языковые родственники. Так, авторитетные ученые уже не одно столетие говорят о родстве русского языка с санскритом.

М. КОРОЛЕВА – И поэт Валерий Брюсов писал еще в 1914-ом году: «мы – тот великий народ, / чьё имя не будет забыто, / чья речь и поныне поёт / созвучно с напевом санскрита».

О. СЕВЕРСКАЯ – Действительно, у некоторых слов обнаруживается поразительное сходство в звучании: «прастара» - простор, «прабудх» - пробудиться, «джити» - жить, «гхоре» - ужасно, «самья» - семья или держаться вместе, «крави - кровь», «снехья» – снег, «хладака» - свежесть, «дур» - дурной, плохой. И так далее, и тому подобное.

М. КОРОЛЕВА – Согласно официальной же версии, все славянские языки происходят от единого праславянского, существовавшего, вероятно, до X-XI вв. Считается, что около 863 года братья Константин (Кирилл) Философ и Мефодий из Солуни (Салоников) по приказу византийского императора Михаила III создали новую азбуку для перевода на славянский язык греческих религиозных текстов.

О. СЕВЕРСКАЯ – Первоначальный состав старославянской кириллической азбуки не известен. Дошедшая до нас "классическая" азбука состоит из 43 букв. Русская азбука — уникальное явление. В ней есть содержание: каждая отдельно взятая буква связана с определенным словом.

М. КОРОЛЕВА – Имена первых трех букв азбуки – «Аз», «Буки», «Веди» - дают фразу: «Я знаю буквы». А все буквы вместе составляют акростих - азбучную молитву. Привычный набор букв русской азбуки на самом деле не что иное, как «послание к славянам».

О. СЕВЕРСКАЯ – Один из вариантов перевода текста этого послания таков: “Я знаю буквы: письмо это достояние. Трудитесь усердно, земляне, как подобает разумным людям – постигайте мироздание! Несите слово убеждённо: знание – дар Божий! Дерзайте, вникайте, чтобы сущего свет постичь!”

М. КОРОЛЕВА – За прошедшие века русская письменность пережила несколько реформ. В 1708-1710 годах по указу Петра I были отменены ударения (силы), придыхания и прочие надстрочные знаки, числовые значения букв под титлами, а из старой азбуки было изъято 9 букв, в том числе «Ѫ»(большой юс), «Ѧ»(малый юс), йотированные юсы. Потом было добавлено 4 новых: «Й», «Э», «Я», «Ё».

Понять человека компьютеру мешает незнание современного языка, уверены лингвисты. Чтобы приблизить время, когда машины смогут сами говорить или расшифровывать аудиозаписи, исследователи выясняют, какие выражения и жесты люди используют для названия вполне конкретных предметов и действий. Результаты получаются весьма неожиданные.

- Известные компьютеру значения слов зафиксированы в словарях, а они обычно довольно сильно отстают от жизни, - объясняет старший научный сотрудник Института русского языка им. В.В. Виноградова Борис Иомдин. - Одним из самых частых по употреблению в последнее время стало слово "зарядка" - в смысле устройство для заряжания батарейки телефона. Но если открыть словари, то у Владимира Даля "зарядка" - принадлежность ружья, в более поздних - комплекс физических упражнений.

Когда мы общаемся между собой, недопонимания не происходит. Есть общее представление о мире, есть интуиция, есть смекалка и все прочее, что помогает человеку понять собеседника. В крайнем случае, если что-то непонятно, всегда можно переспросить. Компьютер же такой возможности лишен.

- Сейчас активно используют статистический метод, он хорош для частых случаев, но бессилен перед нестандартными ситуациями, - уточняет директор по лингвистическим исследованиям компании ABBYY Владимир Селегей. - В Интернете есть миллиарды текстов, где встречается то или иное слово, и можно легко выяснить, в каком контексте его используют чаще всего. Другой вариант - собрать данные о пользователе. Сейчас это делают все поисковики. Если кто-то ищет информацию о "банках", но при этом известно, что за компьютером сидит молодой человек, который прежде интересовался "квартирой" и "ипотекой", то нетрудно догадаться, что ему нужны кредитные учреждения, а не трехлитровая тара для заготовки домашних солений и варенья.

А что делать, если фраза для обработки уникальна, про личность говорящего и прочие детали вообще ничего не известно? Тут за дело берутся специалисты по компьютерной лингвистике. Они пытаются придумать алгоритмы понимания истинного смысла сказанного или написанного, которые помогут машине соориентироваться в человеческой многозначительности.

Самый сложный случай для них - когда машине надо не просто понять написанный человеком текст, но и как-то его обработать. Например, перевести на другой язык. А для этого надо очень точно понять, в каком смысле использовано каждое слово. У Агаты Кристи есть фраза: "Я смогла вытянуть кое-что из посудомойки". О чем это? Кухонный триллер о взбесившейся бытовой технике или описание разговора хозяйки дома с прислугой? Чтобы компьютер мог сам это понять, людям приходится проводить целые исследования.

В русском языке существуют такие понятия, которые не имеют аналогов в других культурах, и обозначающие их слова не поддаются точному переводу. Одно из таких слов – «пошлость».

Владимир Набоков еще в середине прошлого века предложил передавать русское слово «пошлость» на письме без перевода, просто транслитерируя латиницей: poshlost. И спустя полвека в современной сетевой «Википедии» это реализовалось с абсолютной точностью: в английском варианте есть развернутая статья именно под названием Poshlost, где говорится о том, что «пошлость» связана с банальностью, тривиальностью, отсутствием духовности и даже сексуальной распущенностью.

Действительно, точно сформулировать значение этого слова крайне трудно. Самый популярный в России толковый словарь Ожегова отсылает к прилагательному «пошлый», которое означает «низкий в нравственном отношении, безвкусно-грубый». А вот в классическом, составленном еще в XIX веке словаре Даля приводятся два толкования: старое, изначально нейтральное: «Давний, стародавний, что исстари ведется; старинный, древний, исконный», и новое, окрашенное уже негативно: «Ныне: избитый, общеизвестный и надокучивший, вышедший из обычая; неприличный, почитаемый грубым, простым, низким, подлым, площадным; вульгарный, тривиальный». Набоков же пишет об этом понятии так: «Пошлость – это не только явная, неприкрытая бездарность, но главным образом ложная, поддельная значительность, поддельная красота, поддельный ум, поддельная привлекательность. Припечатывая что-то словом «пошлость», мы не просто выносим эстетическое суждение, но и творим нравственный суд. Все подлинное, честное, прекрасное не может быть пошлым».

Во всех этих определениях в той или иной степени содержится указание на двойственность понятия «пошлость», причем где-то на первый план выходит «низость» нравственная, а где-то – эстетическая. Сегодня мы пошлым чаще называем что-то примитивное, убогое и недалекое именно в эстетическом отношении, подразумевая под пошлостью прежде всего безвкусицу. И вот здесь таится своего рода опасность, поскольку понятие вкуса вообще-то само по себе размыто и субъективно. И хотя популярная русская поговорка гласит, что «На вкус и цвет товарищей нет», но мы все-таки уверены в существовании «хорошего» и «дурного» вкуса. Например, большинство из нас справедливо оценивает как «пошлость» наряженных в роскошные белые платья кукол-невест на капотах свадебных автомобилей.

И тут весьма кстати оказывается набоковское рассуждение о «подлинности» и «честности». «Пошлость» – это сочетание дурновкусия и неискренности, претензия на наличие «высокого» вкуса в отсутствие самостоятельного эстетического переживания, слепое и поэтому неуклюжее подражание тем, кто хорошим вкусом реально обладает. Этим «пошлость» отличается, например, от «вульгарности», которую можно толковать как «искреннюю безвкусицу», свойственную прежде всего людям, не получившим достаточного эстетического образования, однако обладающим естественным, органическим чувством красоты (стандарты которой могут не совпадать с общепринятыми «высокими» образцами; так, живопись «наивных» художников-примитивистов «пошлостью» вовсе не является).

Уже этой осенью город-герой из учебников русской истории Сталинград может вновь появиться на карте России. Кроме того, есть шанс, что мы снова сможем побывать в Ленинграде и даже попасть в более далекое прошлое и очутиться в Екатеринодаре. В России не утихает дискуссия о переименовании городов.

Back to USSR

Напомним, старое имя Волгограду предложили вернуть активисты местной КПРФ, они в свое время даже собрали то ли 50, то ли 600 тысяч подписей, а проект поддержали Дмитрий Рогозин, Валентина Матвиенко и волшебник Владимир Чуров.

“Это необходимо как воздух, для восстановления чувства патриотизма и любви к Родине”, — убеждали активисты КПРФ http://izvestia.ru/news/544405#ixzz349HnLt9U , готовые хоть завтра провести референдум. Сейчас, когда с патриотизмом у нас в стране все как никогда хорошо, объяснение звучит более цинично. “Бренд «Сталинград» более известен и раскручен. Мы возьмем красивое, громкое и звонкое название — и для города это будет то, что нужно» — объясняет депутат Госдумы от Волгоградской области Михеев.

Впрочем, с Михеевым, очевидно, не согласен Путин, который и спровоцировал на прошлой неделе новую волну разговоров о переименовании. Отвечая на вопрос одного из ветеранов Второй мировой войны, он сказал, что не против проведения референдума о переименовании. “Как жители скажут, так и сделаем«, - покорно ответил президент. «Если бы Путин действительно хотел вернуть название Сталинград, он сделал бы это президентским указом”, – прокомментировал подчеркнуто нейтральную позицию президентам политический эксперт Алексей Крымин.

В День русского языка «Бумага» решила отвлечься от лексики новых горожан и совместно с «Центром грамотности» рассказать о словах, которые мы слышим иногда от наших родителей, бабушек и дедушек.

Что такое фриштик, чем занимается водкотурист, а также где в Петербурге Бермудский треугольник — в нашем спецвыпуске городского словаря.

Аэродинамическая труба

Московский проспект, на котором всегда дует ветер, и всегда — в лицо.

Бабий ряд

Слово вошло в обиход в середине XIX века: так петербуржцы называли Перинную линию Гостиного двора, на которой в основном торговали женщины (собственными рукодельными товарами).

Бермудский треугольник

Угол Большого проспекта и 6–7-й линий Васильевского острова, где располагался винный магазин и пивные ларьки.

Бескозырка

Так стали называть станцию метро «Сенная площадь», после того как произошло трагическое обрушение козырька в июне 1999 года.

Большой университет

Это название СПбГУ по-прежнему активно используется всеми поколениями петербуржцев. Оно появилось после 1990-х, когда статус университета получили и другие вузы.

Бомбить

Играть на улицах в центре города, рассчитывая на деньги туристов (отличать от современного интернет-мема).

Бонбонберка и бонбоньерка

Так за красоту отделки в XIX веке начали называть театр во Дворце Юсупова (наб. р. Мойки, 94). Слово взято из французского языка (bonbonniere), где обозначало и до сих пор обозначает изящную коробку для конфет.

Молчала лет двадцать по этому поводу, а может, и дольше. Некогда мне казалось, что это следствие заскорузлого барачного детства, воспитания «на медных грошах», деревянных игрушек, то есть всего того, на что привыкли списывать свою безграмотность некоторые известные даже литераторы, родившиеся в 50-60 гг. прошлого века, хотя я сама оттуда, из брежневского «застоя», когда писать безграмотно считалось крайне стыдно. Однако прежде вопиющая безграмотность иных культурных деятелей рождала во мне разве что чувство вины, вот, мол, я получила приличное образование, за водой на колонку не бегала, и куклы у меня в детстве были гэдээровские, с капроновыми волосами… (NB : «Однако» в значении «но» запятой не выделяется, в данном случае это не вводное слово). В общем, вы уже поняли, что я буду брюзжать по поводу безграмотности, которую советская власть так и не ликвидировала до конца. Если бы!

Если бы подтянуть современный уровень чистописания до той относительной грамотности барачных мальчиков, которые прикрывали свое неумение грамотно выражаться грубоватым: «Ты выросла в тепличных условиях, а вот я…» Что там неправильное употребление глагольных окончаний «тся» или «ться», что там отрицательные частицы «не» и «ни», эти классические ошибки советских школьников – невинные шалости по сравнению с тем, как изображают слова русского языка современные студенты и выпускники филфака и факультета журналистики. Я довольно плотно работаю с ними, редактируя тексты для различных бумажных и интернет-изданий ( Не только для «Абзаца»). И ведь что интересно, прежде люди своей безграмотности хотя бы стеснялись, отсюда и самозащита в виде отсылок к среде, которая, как вы понимаете, заела. Нынешнее поколение относится к своей безграмотности довольно легко. Подумаешь, пять лишних запятых, вы что, сами исправить не можете? Предположим, могу. Но что ты, дорогой товарищ, будешь делать, когда уйдет на пенсию последнее поколение, которое еще знало, что между подлежащим и сказуемым запятая не ставится? Запятая – пауза, чтобы взять дыхание. Иные тексты выглядят так, будто автор бежал марафонскую дистанцию и до сих пор не может очухаться.

И если бы речь шла только о запятых. Иногда диву даешься, каким образом изображаются на письме обычные слова и выражения. Что такое, например, « Два стула места трех»? А этого просто «Два стула вместо трех». Из той же подборки: «Они бояца»и «грачци». Может, молодые авторы намеренно искажают слова, стилизуя текст под современный сленг? Честно говоря, поначалу я еще на это надеялась, однако оказалось, что все на полном серьезе. Причем, если заглянуть в резюме иного «пейсателя», наверняка там обнаружатся стажировки в гарвардах и сорбоннах, которые наверняка чему-то хорошему да учат, но только не русскому языку. Ну, и как же этих грамотеев приняли на филфак? Наверняка по результатам ЕГЭ.

Русскому языку пытаются найти «сильную руку». Ничем хорошим это не закончится.

Примерно год назад, когда законодатели делали только первые робкие шаги по запрету мата, я разговаривала в эфире одной радиостанции с некоей чиновницей. Она с жаром говорила о духовных скрепах, о том, что мат должен быть изъят из великого и могучего, что все люди братья и должны помогать друг другу.

«Простите, — уточнила я. — А вы точно знаете, что это такое — мат? Не перепутаете?» «Конечно, знаю! — ответила она. — Эти слова всем известны, я просто не могу их назвать». «Ну хорошо, — продолжала я. — А “м...к” — это мат?».

Через телефонное соединение я почувствовала, как чиновница мучительно краснеет, мнет юбку и стискивает ручку, как Янукович на пресс-конференции. Впрочем, замешательство было недолгим: поборница духовных скреп сообщила мне, что список матерных слов еще не утвержден и, возможно, внесут в него и м...ка. Напоследок добавила, что нехорошо это — такие слова в эфире.

Но я не обиделась. В общем-то, не привыкать — Геннадий Онищенко уже говорил мне, что я дурно воспитана, раз люблю употребляющего алкогольные напитки Джеймса Бонда.

Я бы и не произносила ничего подобного, если бы не была уверена в том, что составители подобных списков сами имеют слабое представление о том, где заканчивается мат и начинаются просто слова с пометами «груб.» и «вульг.» Но дело не в незнании. А в этом «если надо, внесем».

Вдумайтесь: любое слово решением чиновника может быть назначено матерным, оскорбительным, разжигающим ненависть. Даже если таковым не является. Толковый словарь? Не слышали. То, что всегда решал и выбирал сам язык, теперь хотят решать чиновники.

Почему в Украине и после развала СССР продолжается насаждение русского языка как разъединяющего элемента? Ведь этого нет в других постсоветских республиках... По крайней мере, за исключением Беларуси.

- К Украине и Беларуси я добавил бы еще и Казахстан, перед которым тоже остро стоит проблема русификации культуры, языка, менталитета и т.д. Есть целый комплекс причин успешности такой имперской политики в Украине и ее провальности почти во всех других государствах. Во-первых, Украина куда дольше находилась под российской оккупацией, и ассимиляторскую политику проводили массово, последовательно и грубо. Второй фактор - это отсутствие сильной национальной элиты, имеющей экономический вес, достаточный для того, чтобы проводить собственную культурную и, в частности, языковую политику, как это, скажем, было в случае Польши. Третий - все время распространяемый миф о родстве украинского и белорусского языка, цивилизации, менталитета с российскими, который достаточно успешно укоренился в местном сознании, подорвав способность к сопротивлению.

Российский империализм применял против украинского языка формы ассимиляции, которые были невозможны касательно балтийских или кавказских народов. Это то, что Юрий Шевелев называет средствами внутреннего давления на язык, проникновения в самую ее систему, синтаксис, грамматику, фонетику и более всего - лексику, как наименее отпорную к ассимилятивным процессам. Шевелев называл такое вмешательство оригинальным изобретением российского империализма. Британцы, испанцы, французы не додумались до того, чтобы подрывать язык колонизированных народов изнутри. Российские империалисты делают это очень продуктивно, эффективно, с последствиями, которые имеют далекое действие. Один из них - это формирование в менталитете значительной части украинцев убеждение, что их язык - это просто искаженная, неоригинальная, бедная копия российского.

6 фактов о трансформациях, произошедших с языком под влиянием новых средств коммуникаций.

Наблюдать за живым объектом интересно, лингвисты довольно редко с этим сталкиваются. Они любят изучать мертвые языки, которые находятся в нормальном состоянии. И вдруг со всеми языками произошло нечто ужасное: они были помещены в совершенно новые условия — условия коммуникации. Но оказалось, что условия коммуникации активно влияют на язык, на то, как он устроен.

1. О промежуточной форме языка

Почти все большие языки, на которых мы говорим, подверглись трансформациям, так что большинство людей заговорило о порче языка. Можно, конечно, называть это порчей, но это оценка эмоциональная, а в действительности идет приспособление языка к необычным условиям. В чем необычность условий в интернете? За свою долгую историю человечество выработало две формы языка, две формы коммуникации: письменную и устную. Причем устная форма тяготеет к диалогу, она изначально моментальна, то есть исчезает, не сохраняется, и поэтому человечество сумело изобрести еще и письменную форму, в которой речь можно хранить долго. Но письменная форма тяготеет к монологичности: романы, служебные записки и так далее. Сегодня в интернете мы имеем дело с письменной формой языка. Правда, от письменности осталось мало чего, потому что мы стучим по клавишам, и вдруг что-то возникает на экране. Это такой специфический способ письма, потому что обычно буквы либо рисуются, либо выцарапываются, а здесь появился другой способ их порождения. Но главное, что мы воспринимаем глазами эту речь, и эта формально письменная речь во многом напоминает устную — с точки зрения структуры и лексики. И это удивительно, потому что возникла промежуточная форма и она диалогична.

2. Об изменениях письменной речи

Речь идет, конечно, не обо всем интернете, потому что есть какие-то корпоративные сайты, есть сайт президента, где вполне традиционный письменный язык. Хотя и там возможны комментарии, поэтому тоже возникает диалог. Но в так называемом разговорном интернете — в чатах, в блогосфере, в социальных сетях — постоянно ведется письменный диалог. Более того, это касается не только интернета, потому что сегодня компьютер потихоньку уходит на второй план, становится неосновным инструментом общения, а смартфоны, бывшие телефоны, сегодня в большей степени служат для письменной речи, а не для устной, что для телефона, в общем-то, нонсенс. И как это влияет на язык? Вроде бы письменная речь вытесняют устную: во многих ситуациях, где мы бы раньше общались устно, мы сегодня общаемся письменно. Даже сидя в одной комнате, сотрудники часто обмениваются смсками, вместо того чтобы просто поговорить друг с другом. Но при этом победа письменной речи оказалась неокончательной и вообще сомнительной. Потому что эта письменная речь интернета и смсок подвержена такой коррозии, хотя это тоже оценочное слово, она приобретает все больше устности. Мы видим, что, с одной стороны, происходит экспансия письменной речи, а с другой — письменная речь меняется и становится, по сути, устной.

Фамилия достается человеку от предков; она определяет наши родовые корни, а порой и национальность. А в некоторых (чаще – придуманных) фамилиях можно усмотреть и двойной смысл.
Давно остались в прошлом те времена, когда человеку хватало только одного имени. Рано или поздно, но всегда возникала необходимость уточнить, а какой именно этот Иван и чем он отличается от других. Самый простой способ сделать это – сказать, чей он сын; и в упрощенном виде именно этим можно объяснить возникновение фамилий как общих родовых имен.
В России фамилии появились сравнительно недавно: в высших слоях общества – в XVI веке, а у крестьян – после отмены крепостного права, в конце XIX века. Типичные русские фамилии имеют окончания «-ов», «-ев» или «-ин»; то есть изначально, например, Иван Петров означало «Иван, сын Петра». И уже в следующих поколениях первоначально данная фамилия сохранялась как общее родовое имя, а для указания на отца начинали использоваться «отчества»: Василий Иванович Петров – это сын Ивана из рода Петровых.
Внутри многих современных фамилий «сохранились» те имена, которые уже давно вышли из широкого употребления: Макаров, Матвеев, Семенов, Лукин. Самой типичной русской фамилией считается Иванов, хотя по распространенности она занимает только второе место, уступая Смирнову (от слова «смирный»): Смирновых в России – 1,8% всех жителей, а Ивановых – только 1,3%. А традиционная устойчивая присказка, содержащая типичную последовательность русских фамилий, звучит так: «Иванов, Петров, Сидоров…».
Во всем мире фамилии часто образовывались также и от названий профессий; однако России их не так немного: Кузнецов, Рыбаков, Плотников, Мельников… Зато широко распространены фамилии, образованные от названий животных: как диких (Медведев, Волков, Соболев), так и домашних (Козлов, Баранов, Быков). Весьма популярна фамилия Котов; а вот фамилия Собакин практически не встречается.
Особенно часто встречаются почему-то «птичьи» фамилии: Соколов, Голубев, Воробьев, Орлов, Сорокин, Журавлев, Петухов, Дроздов… Двое самых популярных сегодня футбольных телекомментаторов носят фамилии, образованные от имен домашних птиц: на Первом канале футбол комментирует Виктор Гусев, а на канале НТВ – Василий Уткин. А в середине ХХ века два автора популярных советских песен дополнили свои обычные «птичьи» фамилии второй, уточняющей частью: так появились композитор Соловьев-Седой и поэт Лебедев-Кумач.

Компания Alconost рассказала App2Top.ru о страшном, на первый взгляд, термине “лингвистическое тестирование”, а также о том, зачем оно нужно и как следует его применять.

Качественная локализация любого продукта — будь то сайт, программное обеспечение, приложение для смартфонов или игра для консолей — невозможна без лингвистического тестирования.

Лингвистическое тестирование — это процедура проверки локализованного продукта переводчиком и исправление выявленных ошибок.

Другими словами, на переводе ресурсных файлов работа отнюдь не заканчивается, и локализованный продукт должен быть опробован в реальных условиях. Как это сделать? Для начала придется “убить трех зайцев”.

Убить сразу трех зайцев

Лингвистическое тестирование преследует одновременно три цели.

Задача первая: выявить проблемы с отображением интерфейса в разных языковых версиях ОС. Ведь иногда оказывается, что в кодировке текста или в используемом шрифте отсутствуют нужные символы (диакритические знаки, спецсимволы и так далее).

Как меняется русский язык и почему; как влияет интернет на язык - об этом редактор «АиФ-Псков» узнала у легендарной русистки, доктора филологических наук, профессора кафедры русского языка Ларисы Яковлевны Костючук.

Лариса Яковлевна с 1962 года учит языку псковских студентов и постоянно учится сама.

Девочка из старого города Богородицка Тульской области уже в 5 классе решила: буду учителем русского языка и литературы! И без колебаний! На выбор профессии повлияла явно мама, необыкновенный учитель биологии. А любовь к филологическим предметам привили незабываемые учителя-русисты. Лариса Яковлевна, как сейчас говорят, — ребенок войны. Пережила месяц страшной оккупации. Помнит эсэсовцев, ведущих людей на виселицы. Спасло местных жителей готовящееся сражение под Москвой в декабре 1941 года. Однако готовящиеся к бою оккупанты ночью выгнали на сорокаградусный мороз женщин с детьми, выгнали, в чем были люди, — раздетых и разутых. Конечно, это не могло в дальнейшем не сказаться на здоровье.

Учеба смышленой девчушке давалась легко – золотая медаль и Герценовский педагогический институт в Ленинграде, рекомендации в аспирантуру сразу по двум кафедрам — русского языка и литературы. Но выпускница хотела сначала поработать в школе. Поэтому – Таллин, куда она поехала вслед за мужем, морским офицером-строителем. Тогда трудно было найти место в школе без направления на работу по семейным обстоятельствам. Но повезло: известная школа № 23 в Таллине… В школе юная учительница сходила за ученицу. «Девочка, а девочка! — обращался к ней второклассник. — Ты в 6-м классе учишься?» Среди ее таллинских учеников недолго (опять по жизненным ситуациям) были и те, которые в будущем стали звездами экрана: Игорь Ясулович, Владимир Коренев («Человек-Амфибия»), Лариса Лужина…

Без переводчиков ООН была бы парализована. Исключительно благодаря высококлассныи синхронистам представителям разных стран и народов удаётся находить в буквальном смысле общий язык.

Сейчас раннее утро, но мы застаём Ребекку Эджингтон (Rebecca Edgington) за работой. Она сидит в специально оборудованной для переводчиков-синхронистов звуконепроницаемой тускло освещённой кабине, возвышающейся над огромным конференц-залом Дворца Наций ООН в Женеве и очень быстро, практически без пауз между словами, читает текст:

«...concerns are raised by reports of an increase in cases of incitement to hatred and other manifestations of intolerance...»

При этом текст, находящийся перед Ребеккой, написан на... русском языке. Это заранее заготовленная и переданная ей речь выступающего в этот момент участника заседания из Белоруссии:

«...Отчёты отражают беспокойство в связи с увеличением случаев подстрекательства к ненависти и прочих проявлений нетерпимости...»

Этот-то текст Ребекка Эджингтон и переводит синхронно вслух на английский, только проблема в том, что участник заседания то и дело отклоняется от заранее составленной речи.

Всего в штате Европейского отделения ООН в Женеве, включая Ребекку Эджингтон, работает 101 устный переводчик. В сфере перевода с английского и на английской задействованы 18 штатных переводчиков и ещё около 50-ти специалистов, имеющих статус фрилансеров. Ребекка работает в Женеве с 2004 года.

Авторская колонка Константина Киселева - политолога, заместителя директора по науке Института философии и права УРО РАН.

Большая часть пятницы ушла на редактирование книги, посвященной Л.Толстому и его повести "Смерть Ивана Ильича". Один из авторов монографии, на мой взгляд, абсолютно оправданно объединяет все слова названия в одно - Смерть-Ивана-Ильича. Я бы и более жестко поступил -смертьиванаильича.

Есть такие вербальные конструкции, что стали по смыслу неким единым. В политике, в частности, их полно. Из последнего: крымнаш, путинзло, никомуневерю и т.д. Или из обиходного: ржунимагу, стопитцот.. И логично, что это единое по смыслу объединяют одним словом. С использованием дефиса или без него. Владимир Иванович Даль мог бы существенно пополнить свой словарь с учетом такой складывающейся традиции.

Причем, не стоит считать, что таким образом сколько-нибудь уничижается великий русский. Он развивается. Ревнителям просто стоит понять, что Михаил Васильевич Ломоносов или Дмитрий Владимирович Веневитинов сильно бы осудили их самих за отступление от норм и правил.

Но вопрос: почему вдруг просто вал таких конструкций - воднослово. Мыслить стали быстрее? Может быть. Клиповое мышление? И это есть. Философская традиция? И сие верно. Объединение слов меняет смысл или добавляет нюансы? Абсолютно точно. И гипотез, и вполне правдоподобных ответов множество.

Образовательный проект Capable People запустил курсы русского языка для взрослых. Организатор курсов Юлия Андреева рассказала «Теориям и практикам», кто и зачем приходит восполнять пробелы в знании родного языка, почему для этого не подходят обычные репетиторы и какие ошибки могут погубить деловую переписку.

— Как у вас возникла идея открыть такие курсы?

 Какие стихи нужно и можно читать малышам? Ответ знает Михаил Яснов. 

Петербургский поэт Михаил Яснов издал почти семь десятков оригинальных поэтических книжек для детей, не считая множества переводов, в основном с французского языка, – а как же их не считать, ведь это заговорившие на чистейшем русском языке Жак Превер, Робер Деснос, Морис Карем! 

Накануне открытия Международного Санкт-Петербургского книжного салона, в котором Михаил Яснов примет самое активное участие, мы решили поговорить с ним о том, что сегодня пишут и издают для детей.

"Петербургский дневник": Детская литература консервативна, и это понятно: родители хотят, чтобы их дети прочли и полюбили все то, что читали они сами. А как же современная поэзия для детей? Дополняет ли она эту незыблемую классику?

Михаил Яснов: Действительно, нынешние взрос­лые выросли на чтении детских поэтов советского времени. Это круг С.Я. Маршака, К.И. Чуковского, С.В. Михалкова, А.Л. Барто. Благодаря многомиллионным тиражам их книги доходили до каждой библиотеки, каждой парты, каждого дома. Вот и издатели, выросшие на тех же стихах, с коммерческой радос­тью их переиздают. Но хотел бы я знать, что будут читать своим детям те, кто родился сегодня, а через четверть века станет родителем.

"Петербургский дневник": У вас есть прогноз?

Михаил Яснов: Только предположения. Дай бог, чтобы и Маршак, и Чуковский в нашей стиховой педагогике сохранились как можно дольше, но я думаю, что постепенно произойдут смещения. Насколько я знаю, они уже происходят. С одной стороны, перестают «работать» стихи, отражающие исчезнувшую реальность. Стихи Барто для малышей по-прежнему читаются и любимы, а школьные – уходят. Ушел почти весь школьный Михалков, вместе с «Дядей Степой», но дошкольные его стихи пока остались, в них больше психологических деталей, которые оседают на дне души маленьких читателей. С другой стороны, прочно вошли в состав детского чтения Берестов и Сапгир, Заходер и Успенский, хочешь не хочешь – Григорий Остер с его «Вредными советами», Олег Григорьев с его потрясающими абсурдными стихами. Круг расширяется. В него уже входят поэты моего поколения: Усачев, Махотин, Лунин, Бородицкая, Кружков. Появляются новые поэты – посмот­реть хотя бы на книги нашего «Детгиза», с любовью и вниманием привлекающего к работе молодых писателей.

Мысли, высказанные в работах «Конец времени композиторов» и «Зона Opus Posth, или Рождение новой реальности», встречали у читателей и восторженное принятие, и бурное негодование. Сегодня, когда конфликты вокруг книг Мартынова в значительной степени остыли, более продуктивным кажется не запоздалое согласие/несогласие с его идеями, а попытка продумать методы, служащие им опорой.

Существуют по меньшей мере два способа уйти от ответа на вопрос о том, насколько принципиальны изменения, происходившие в искусстве в последние несколько десятилетий, и что повлечет за собой эта эволюция. Первый – увести разговор в область охранительной риторики, а противоположный – провозгласить все происходящее прогрессом. Оба варианта неоригинальны и настолько далеко уходят от продумывания проблемы, что теряют признаки антагонизма. Идеи композитора Владимира Мартынова, представленные им в многочисленных книгах, противоположны подобным не-ответам, но не в том смысле, что они избавлены от смущения перед неясностью. Скорее, особенностью его концепций является балансирование между поиском внятного решения и ощущением преждевременности подобных попыток.

Очевидно, что несмотря на прочный богословский фундамент, поднятые вопросы имеют прямое отношение к проблемам постструктурализма. Один из важнейших тезисов Мартынова: «Классическая музыка перестала существовать потому, что перестала существовать породившая ее нововременная парадигма сознания». Схема эволюции от одноголосного григорианского пения к композиторской opus-практике, свидетельствующая о вытеснении бытийного пребывания в сакральном его эстетическим переживанием, во многом перекликается с идеями Мишеля Фуко. Действительно, «Слова и вещи», наряду с работами Мартина Хайдеггера, являются одной из наиболее часто цитируемых Мартыновым книг, но, тем не менее, «Зона Opus Posth» отнюдь не позиционируется как попытка приложения мыслей немецкого и французского философов к сфере истории музыки. Композитор даже подчеркивает, что без его собственных книг о богослужебном пении «мысль Фуко о подобии, распадающемся в ходе анализа, остается недосказанной и недодуманной до конца». Тексты Мартынова не лишены профетического пафоса, но характерно, что для подтверждения собственных идей ему постоянно требуются аллюзии на те или иные авторитетные мнения, и важной особенностью этого метода оказывается именно селективность и целенаправленность ссылок.