52% жителей Одесской области считают, что русский язык должен быть вторым государственным на всей территории Украины.

Опрос провели группа "Рейтинг" и Киевский международный институт социологии с февраля по март 2013 года. Было опрошено 48 населенных пунктов или 1 тысяча 300 жителей Одесской области.

42% полагают, что русский язык нужно сделать региональным языком в тех местностях, где большинство населения этого желает.

5% респондентов полагают, что русский язык нужно исключить из официального общения по всей территории Украины.

Затруднились или отказались отвечать на этот вопрос около 2%.

Эти цифры были озвучены в ходе круглого стола в Одессе на тему: «Экономические аспекты стратегического выбора Украины в вопросах взаимодействия со странами Таможенного Cоюза и Единого экономического пространства в рамках ЕврАзЭС».
 

Во вторник, 19 марта, Госдума приняла в третьем окончательном чтении законопроект о запрете мата в СМИ. Соответствующие поправки будут внесены в закон «О СМИ» и Кодекс об административных правонарушениях. Для граждан установили штраф в 2-3 тысяч рублей с конфискацией предмета правонарушения, должностным лицам придется выложить от 5 до 20 тысяч рублей, для юридических лиц – от 20 тысяч до 200 тысяч рублей. Сейчас за матерную брань можно привлечь к ответственности по двум его статьям – «Оскорбление» (штраф для граждан от 1 до 3 тысяч, на юрлиц — от 50 до 100 тысяч рублей, а за публичное оскорбление — для граждан от 3 до 5 тысяч, на юрлиц — от 100 до 500 тысяч рублей) и «Мелкое хулиганство» (от 500 до 1 тысячи рублей или арест до 15 суток). Логика закона – СМИ это тоже публичное пространство, поэтому мат в нем должен быть запрещен, как и в общественных местах.

Новый механизм стоит считать продолжением линейки законов, принятых Думой, избранной в декабре 2011 года, с целью оградить общество от вредной информации и вредного воздействия. В этом же ряду стоят законы «О защите детей от вредной информации», «О запрете пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних», «Об иностранном финансировании НКО», «Закон Димы Яковлева».

Сразу скажу, что, как и остальные вышеперечисленные законы, считаю меры по запрету мата в СМИ абсолютно правильными. За последние 20 лет в России сформировалось поколение – от подростков до вполне взрослых людей – для которых мат стал нормой обиходной речи. Подрастающее поколение вообще часто не видит в мате ничего плохо и даже защищает свое право ругаться. И ключевую роль в формировании столь извращенного мировоззрения сыграли именно СМИ.

28% жителей Украины выступают за придание русскому языку статуса второго государственного на всей территории страны, передаёт портал «Русские на Украине».

Ещё 47% жителей страны считают, что русский нужно сделать региональным языком там, где большинство населения этого желает. Таковы результаты опроса, проведённого Киевским международным институтом социологии.

Согласно опросу, 56% респондентов назвали своим родным языком украинский, 40% – русский, 3% – другой язык, а 1% опрошенных не смог ответить на вопрос. Методом интервью было опрошено 2760 респондентов, проживающих во всех областях Украины (в частности в Киеве) и в Крыму.

Интервью с Марией Степановой.

В "Гоголь-центре" показали спектакль "Елка у Ивановых" по пьесе Александра Введенского – самого значительного обэриута, изменившего ощущение того, что такое поэзия, на что она способна или не способна, но сохранившего маргинальное положение в культуре даже после "возвращения" его текстов. Поэт Мария Степанова и Игорь Гулин поговорили о том, как устроен упрощающий отбор, почему у русской поэзии нет наследников и какое отношение мы к ней имеем.

Если попытаться объективно определить положение Введенского в культуре, то кажется, что его как будто нет: не то чтобы он неизвестен, но как-то совсем не освоен культурой.

И да и нет: мы вот с вами говорим сейчас, исходя из какого-то общего представления о масштабах того, что тогда произошло. С некоторыми именами связано такое специальное ощущение, мимо всех классификаций: не просто "большой поэт" и всякое такое, а — большая перемена. Словно где-то в пустыне произошел тихий ядерный взрыв, и его последствия уже нельзя отменить. Введенский такое событие, неотменяемое. Кому-то это было понятно всегда — тот же Кузмин говорил, что это поэт "такого же значения и масштаба, как Хлебников". Чудо, что это успело случиться в последний момент, на самом краю воронки: начиная с сороковых русской поэзии как поля или полотна — неделимого смыслового единства, прирастающего с краев, расширяющего общее пространство,— уже не существовало. Остались, как скифские бабы в дикой степи, несколько одиноких фигур — договаривать свое, не слыша друг друга. И чудо, что тексты спаслись у Друскина в чемоданчике, что они переждали все: блокаду, сороковые, пятидесятые, несколько убитых десятилетий, когда речь едва умела имитировать простые движения, долежались до — другой вопрос, до чего именно. До нас.

Это ощущение мы делим с некоторым количеством читателей — ну и чего ж нам еще? То есть я понимаю, чего могло бы не хватать: школьной программы, лекций и монографий, ну и дальше — вплоть до книги "Антивведенский". Но это вряд ли: перед текстами определенного типа "широкая культура" начинает буксовать, они не проглатываются или не усваиваются. Тут занятно было бы понять, как работает этот механизм упрощающего отбора — и почему в каких-то случаях он отказывает: почему фигурки "блок" или "маяковский" занимают место на каминной полке массовой культуры, а "кузмин" или "хлебников" — на полочке поменьше, "не для всех".

Но даже на этой полочке "не для всех" Введенский как будто занимает отдельное место. Можно легко представить такие безусловно профанирующие суждения: Хармс — главный русский абсурдист, Олейников — веселый маргинал, Заболоцкий — эдакий странный классик, Вагинов — рафинированный "поэт для поэтов". А что такое Введенский, культура не очень знает. Отчасти потому, что его тексты почти 20 лет не издавались из-за проблем с правами. Каким, как вам кажется, может быть его формирующийся сейчас, после появления новых сборников, статус? Если сильно упрощать, Введенский для нас — это кто?

Послесловие филологической конференции: вербальные хезитативы, «армагеддец» и дуля как фаллический жест.

Научные мероприятие не обязательно должны быть скучными сборищами унылых старых дев и убеленных сединами профессоров. Наука, в том числе лингвистика, может быть веселой. В этом в очередной раз убедилась Ксения Туркова, побывав на филологической конференции в Санкт-Петербурге.

Из аудитории номер 171 филфака СПбГУ, с качающимися школьными стульями и ободранными партами, доносятся звуки гитары и песня, исполняемая разноголосым, но в целом довольно стройным хором:

Мы на семинаре
Фразеологичном
Все в одном угаре
Идиоматичном!
Идиоматично
Вышли мы из формы.
Нету жизни личной –
Все одни трансформы.

Дальше — еще много куплетов про фразеосхемы, перифразы, рифму «клизмы-вульгаризмы», идиоматизмы и коннотаты. Это — гимн фразеологов, они его сами когда-то сочинили и исполняют на каждой конференции. А если вы задержитесь у двери еще ненадолго, то услышите, например, такие реплики (и по голосам поймете, что произносит их люди весьма солидные):

— Вот я заходил на сайт грамматистов, так у них там фотографии есть, как они в бане парятся!

— Ну и что? А мы, фразеологи, по этому поводу не паримся.

— Кстати, если профессор Желька Финк пойдет в финскую сауну, то выйдет она оттуда Финкой Жельк!

Пинг-понг из остроумных реплик продолжится, потом профессор Борис Норман из Белоруссии прочтет пародию на скучный доклад, и на какое-то время ничего не будет слышно из-за смеха.
Не буду обманывать читателя: это не сама конференция, это ее послесловие под названием «Дружеская фразеологическая вечеря». Впрочем, и само заседание секции проходит почти так же весело.

Словосочетание «филологическая конференция», рискну предположить, вызывает у многих совсем другие ассоциации: какие-нибудь унылые девы с косой до попы, похожие на героинь программы «Умники и умницы», немолодые женщины с клеймом «училка» на челе и, конечно, убеленные сединами профессора. Все они, как один, бубнят свои cкучнейшие доклады и сыплют терминами, которые не в состоянии произнести ни один нормальный человек. Сомнительна и практическая ценность этих докладов: почерпнуть из них что-то мало-мальски интересное и полезное вряд ли возможно.

Как говаривала фрекен Бок, «на телевидении этого добра хватает и без вас». Да, действительно, на конференциях вышеописанного «добра» (скучных докладов, очевидных истин, превышение ПДК терминов) хватает. Но все-таки очень часто именно лингвистические конференции представляют собой весьма увлекательное мероприятие.

Пополняемый словарный запас для приезжающих в Россию.

Преподаватель испанского из Аргентины, архитектор из Греции, сингапурский студент, экономист из Франции и турист из Китая рассказали, какие русские слова вызывают удивление и наталкивают на размышления. Непривычное звучание нашей речи является еще только половиной проблемы для иностранцев, в то время как настоящим камнем преткновения становится значение этих самых слов, вводя приезжих гостей в ступор.

Представляем вам список необходимых слов, которые рано или поздно заучивают иностранцы.

--------------------------------------------------------------------------------

Зажигалка

Очень пригодится для тех иностранцев, кто курит. Я раньше тоже курил и когда впервые приехал в Москву, то при просьбе прикурить дословно переводил нужную фразу с французского, получалось: «Огонь, пожалуйста». Меня, конечно, всегда понимали, но очень смеялись.

Что поразило меня в последнее время? Количество нецензурщины в окружающем мире.

Мат отовсюду, он стоит в воздухе, распространяясь зловонием и заражая все вокруг. Проникая в сознание, он медленно и верно разлагает индивидуума, снимая границы с табуированного прежде поведения, и, становясь каждодневной обыденностью, незаметно для нас выкорчевывает жалкие остатки нравственности и морали.

Мы есть то, что мы мыслим. Мы говорим и общаемся на том языке, на котором мыслим. Мы ведем себя в соответствии с тем, как мы мыслим. Заметьте тенденцию – мы стали мыслить и жить матом. Мы стали жить нецензурно.

Трудно сейчас определить, что было первичнее: жить стало матерно – и прорвало, или, приняв свободу за вседозволенность, стали упиваться ею (вседозволенностью), начав со снятия табу с нецензурных слов. Да и стоит ли гадать, ведь и результат, и взаимосвязь – налицо. Хорошо, что еще не на лице. А ведь до времени, когда мы, озверев и одичав окончательно, начнем в ненависти своей бить по лицам направо и налево, осталось недолго ждать.

Может, мы и читать стали меньше потому, что существуют они – матерные слова, заполнившие наше жизненное пространство. Да, матерное слово емкое, многозначное. Обладает невероятным количеством эмоциональных оттенков и смыслов, подходит для многих случаев жизни и не загружает процесс мышления поиском подходящих слов. Ну а поскольку процесс мышления происходит в словах и образах, то по мере обеднения словарного запаса и образы становятся тусклее и примитивнее. Процесс чтения становится трудным для восприятия.
 

Несколько лет назад, когда Антонелла Сораче (Anton­ella Sorace) впервые посетила Европейский центральный банк во Франкфурте, чтобы рассказать о своем исследовании феномена двуязычия, она была поражена, обнаружив, что сотрудники многонационального штата банка беспокоились о том, что было одним из главных ресурсов их семей. «Они испытывали серьезные сомнения по поводу преимуществ многоязычия для их детей, их беспокоило то, что их дети не учатся правильно читать и писать ни на одном языке, - объясняет она. – Мне это показалось весьма поучительным».

Уроженка Италии и профессор Эдинбургского университета в области исследований развития детской речи должна была успокоить этих людей. Исследование профессора Сораче доказало, что  умение говорить на нескольких языках не только дает человеку преимущества в общении, но и развивает его когнитивные способности. Ее напутствие бизнесу звучит следующим образом: «Нанимайте на работу больше многоязычных сотрудников, потому что такие сотрудники лучше находят общий язык, более тонко чувствуют чужую культуру, эффективнее взаимодействуют и демонстрируют более высокие результаты в ведении переговоров и поиске компромиссов. Они также способны предлагать более рациональные решения».

Руководители крупных многонациональных компаний признают значимость языковых навыков. В компании McKinsey, предоставляющей услуги в области управленческого консалтинга, работают люди, говорящие на 130 языках. Кроме того, ее руководство предлагает стипендию тем, кто хочет выучить еще один язык, прежде чем стать ее сотрудником. По оценкам компании Unilever, 80 из 100 руководителей отделов различных потребительских товаров говорят не менее чем на двух языках. Компания Standard Chartered набирает людей, в совершенстве владеющих двумя языками, для своей международной программы подготовки выпускников университетов.

Эти компании хорошо понимают, какие преимущества дает присутствие в штате людей, говорящих на мандаринском наречии китайского языка, которые могут вести переговоры с поставщиками из Шанхая, или сотрудников, достаточно хорошо владеющих французским, чтобы наладить отношения с клиентом из Каркасона.
 

Бывают в русском языке такие слова, которые категорически не терпят вариантов ударения. А бывают и такие, где наличие двух вариантов ударения вовсе не означает того, что один из них неправильный.

Поэтому, если вы убедились, что можно и так, и так, вам остается выбрать то, что больше по вкусу. А вкус этот может зависеть от разных причин - и от уровня культуры говорящего, и от привычки, и от языкового окружения. Но - обо всем по порядку.

Что за проблема - торт? Пожалуй, вовсе и нет никакой проблемы, скажете вы. Их сейчас в магазинах горы. Но вот к вам вечером на огонек забрели нежданные гости, и этот самый торт срочно понадобился. Бежите в соседнюю булочную, успеваете до закрытия, подбегаете к при лавку, спрашиваете: “тОрты есть?” И вдруг ответ, короткий, как приговор: “Опоздали, тор-тОв уже нет”.

Казалось бы, слово как слово, простейшее. А вот есть проблемы, и еще какие! То есть с именительным падежом единственного числа - “торт” - проблем, конечно, быть не может. Но уже в косвенных падежах, там, где вместо одного слога возникают два, начинаются ошибки. “Отрежьте, - говорят, - мне кусочек вон того тортА...” Множественное число - это вообще едва ли не сплошная узаконенная ошибка. “ТортЫ у нас вседа свежие, заходите почаще”, - с гордостью говорит вам продавец в кондитерской.

А запомнить очень даже просто: ударение ни в коем случае не желает никуда уходить с корня “торт”. В самом деле, корень “сладкий”, зачем менять его на какое-то там окончание? Так что в булочной вы не купили тОрта, к этому тОрту не полагается коробочки, о тОрте гости (к вашей радости) даже не вспомнили.

Теперь представим себе такую кондитерскую, где одни только торты. Куда ни посмотри - везде тОрты. Даже как-то не по себе становится от такого изобилия тОртов. Известно, что, сколько ни говори “халва”, во рту слаще не станет. А если сказать “торт”?

Попробуем: торт, тОрта, тОрту, тОртом, о тОрте; тОрты, тОр-тов, тОртам.

“Либеральный” творог

Предположим, захотели вы устроить себе разгрузочный день после того, как наелись тОртов, и в качестве диетичес­кого продукта выбрали твОрог. Или творОг?

Для начала заглянем в словарь Даля и найдем там только один вариант - “творОг” (“твОрог” рассматривается автором как диалектный вариант, не литератур­ный). При этом ударение на втором слоге подкрепляется словосочетаниями “творОжное пирожное”, “творОжистый осадок”, “творОжить молоко”, “свежий творОжник”. Итак, в XIX веке литературной нормой был “творОг”, без вариантов. Далее. В Орфоэпическом словаре под редакцией Аванесова узакониваются два варианта произношения: творОг - рекомендуемый вариант - и твОрог, снабженный пометой допустимо.

Так что, представьте себе, надо не забыть купить творОг, килограмм творогА, а к творогУ - сметаны. Но вот незадача: что, если вы, придя в магазин, спросите творогА, а вас, мягко говоря, не поймут? Ведь часто как продавцы, так и покупатели не придают особого значения правильным ударениям, и не исключено, что именно вы будете смотреться со своей “интеллигентностью” как белая ворона. То ли дело “твОрог”!

Почему мы рвем на груди рубаху и показываем кукиш? Расшифровываем русский язык жестов.

Считается, что 80% всей информации мы передаем друг другу с помощью жестов, и не мудрено, что этот язык тоже имеет национальную окраску. Большинство жестов — это сильно укоренившиеся привычки, за появлением которых часто стоят исторические события и личности. Почему русский человек нет-нет да и порвет на себе рубаху, почешет затылок, а потом покажет кукиш — читаем в статье.

Чесать затылок

Русский человек чешет затылок, когда чем-то озадачен. Вопрос — для чего? Конечно, вряд ли, чтобы простимулировать кровообращение мозга. Одна из версий гласит, что жест этот пришел из народной магии: таким образом наши предки вызывали на помощь пращура, гения рода.

Рвать на груди рубаху

Вероятно, изначально это была импровизированная клятва. Есть гипотеза, что таким экспрессивным жестом наши предки показывали свою принадлежность к православной вере, демонстрируя крест. Кроме того, известно, что при казнях и некоторых телесных наказаниях экзекуторы разрывали у наказанного верх рубахи. Так вот, добровольное разрывание одежды в качестве убеждающего аргумента призвано было показать готовность человека взойти на плаху за правду.

Бросать оземь шапку

Не менее экспрессивный жест, который артикулировал какое-то отчаянное решение. Головной убор (наряду с бородой) для русских мужчин символизировал достоинство, интегрированность в обществе. Публичное снятие шапки считалось тяжким позором, своего рода гражданской казнью. Обычно этой процедуре подвергали должников. Добровольное же бросание на землю шапки демонстрировало готовность человека пойти на самый безумный риск, в котором ценой неудачи могло стать изгнания человека из общества.

Бить себя в грудь

Этот жест по одной из версий пришел из воинской традиции кочевников и был занесен на Русь татаро-монголами. Так «степняки» приносили клятву своему сюзерену. Удары кулаком в грудь в качестве жеста должны были показать преданность человека.

Волнующие подробности о слове «волнительный».

— Вот взять декольте. Оно разве может быть волнительным? Только волнующим!

— А когда тест на беременность делаешь? Тут наоборот. Не скажешь же: «Волнующий тест».

— Ой, я нашла торт «Волнительный»! С бананами.

Такие реплики можно было услышать в этот рабочий послепраздничный понедельник в редакции «Московских новостей». Предметом обсуждения стало прилагательное «волнительный», презираемое многими и в очередной раз заклейменное позором в «Слове и антислове» певицей Хелависой

Публичный акт ненависти по отношению к этому слову и саркастический вопрос «Кто такой волнитель?» вызвал возмущение лингвиста Ирины Левонтиной. «А что такого откровенно неграмотного в слове “волнительный”? — написала она на своей странице в Фейсбуке. - В нем просто некая ненужная экзальтация, а с грамотностью ничего такого. Она же говорит, что лингвист. При чем тут волнитель? Если есть слово упоительный — должен быть упоитель? Или оно тоже неграмотное? А восхитительный — восхититель?» Пост собрал почти полторы сотни комментариев: обсуждали само отношение к слову (кого-то оно коробит, кто-то даже называет «нелегитимным», а кто-то настроен спокойно), его происхождение (когда все-таки возникло?) и вопрос о том, есть ли какие-то стилистические различия между наречием «волнительно» и прилагательным «волнительный».

Русская Служба Новостей. В студии: Ивар Максутов. В гостях: Гасан Гусейнов.

И.МАКСУТОВ: «ПостНаука» на РСН. 7 часов 3 минуты в Москве. Ивар Максута у микрофона. Продолжаем разговор в каждое воскресенье о науке сегодня, беседуем с учеными, обсуждаем актуальные вопросы современной фундаментальной науки. Сегодня у нас в гостях доктор филологических наук, профессор филологического факультета Высшей школы экономики Гасан Гусейнов. Гасан, здравствуйте.

Г.ГУСЕЙНОВ: Здравствуйте, Ивар.

И.МАКСУТОВ: Поговорить мы решили о русском языке. Две недели назад у нас в гостях была Светлана Бурлак, мы говорили о происхождении языка. Но так получилось, что наши радиослушатели писали нам и звонили в основном о проблемах русского языка. И вот мы решили позвать Гасана, у которого как раз буквально в прошлом году, если не ошибаюсь, да?

Г.ГУСЕЙНОВ: В конце прошлого года.

И.МАКСУТОВ: В конце прошлого года вышла книжка замечательная «Нулевые на кончике языка: краткий путеводитель по русскому дискурсу». То есть как раз о том, что произошло с русским языком в эти самые пресловутые нулевые, которые так активно обсуждаются. Действительно, книга крайне интересная. Я честно признаюсь, до конца ее не прочитал, но она представляет из себя довольно любопытный словарь по отдельным мемам, по отдельным темам довольно актуальный. И вот мы поговорим о том, что есть в этой книге, о тех темах, которые там затронуты, ну, и вообще, о том, что происходит с русским языком в начале 21 века. Прямо сразу начнем с нулевых, раз они на кончике языка. Прежде я напомню телефон для связи. +7-925-101-107-0 — телефон для SMS. Присылайте нам SMS-сообщения, будем на них отвечать. А телефонные звонки будут в самом конце, как обычно, последние минут 15-20 мы посвятим именно этому, а может быть даже и больше, потому что все-таки тема такая, которая требует ваших вопросов. Гасан, что происходит с русским языком в нулевые? И так ли важно отделить этот период? Есть ли какая-то специфика особая у нулевых?

Г.ГУСЕЙНОВ: Дело в том, что на самом деле это связано и с тем, о чем вы говорили со Светланой Бурлак, а именно — с происхождением языка. Язык — это такая сущность, которая не просто когда-то была создана, вот она дана, и мы ею пользуемся, а это то, что происходит все время на наших глазах. Язык — это и самое старое из того, что у нас есть, потому что нет ни одного памятника культуры на земле, который был бы старше слов, которыми мы пользуемся, но и самое новое. Мы с вами, не замечая этого, используем множество новых слов, иногда интонаций каких-то, которые тоже являются неотъемлемой частью языка, которые возникли буквально вчера. А есть и такие слова, которыми мы сегодня пользуемся, и мы не знаем, что они через год, через два, через пять лет могут оказаться ключевыми для целой эпохи.

И.МАКСУТОВ: Какой-нибудь пример.

Г.ГУСЕЙНОВ: Примеров можно привести много. Мы обсуждали перед эфиром судьбу этого слова «куратор». Конечно, слово «куратор» и русское слово, хотя оно латинского происхождения. На протяжении поздней советской эпохи это слово имело значение, почти исключительное значение — сотрудник Комитета государственной безопасности, приставленный к какому-то учреждению или к сотрудникам какого-то учреждения, наблюдающий за ними. И, в общем, ни в каком другом значении это слово не употреблялось. И вдруг в конце 80-х годов появляется слово «куратор» в значении «человек, отвечающий или организующий художественную выставку», «я — куратор выставки». Сегодня люди молодого поколения о советском старом значении просто понятия не имеют.

И.МАКСУТОВ: Административно есть такое — куратор курса, например.

О. СЕВЕРСКАЯ: Чужаков мало кто любит. Это касается и слов, проникающих в язык: с заимствованиями яростно борются, какие-то исчезают, а иные – пускают корни, ассимилируются…

М. КОРОЛЕВА: И становятся «своими», до такой степени, что никто уже в них и не опознает иностранцев. Вот, например: буква, изба, купец – все эти слова имеют германское происхождение, деньги пришли к нам из татарского языка, а свеклу «вырастили» в нашем языке греки.

О. СЕВЕРСКАЯ: Конечно, ни один язык без заимствований не обходится. Вопрос в том, стоит ли слова заимствовать бездумно. Когда «иностранец» занимает место «своего», притесняя его и вытесняя из языка, вот тогда общественность начинает бить тревогу. И возмущается, как наши слушатели.

М. КОРОЛЕВА: Возмущают их, прежде всего, слова, которые выражают непонятно что, как, скажем, омбудсмен, - некоторые, даже если и знают, как это слово выговорить, с написанием затрудняются: был среди сообщений и онбутсмен. Не мудрено, что многие хотят это непонятное слово заменить на что-то внятное. Представитель по правам человека – звучит так длинно и абстрактно, что о правах и человеке забываешь. А жалоборазборщик? Коротко и ясно.

О. СЕВЕРСКАЯ: Сегодня у нас омбудсменов – предостаточно, почти в каждой отрасли они есть. Только деятельность их незаметна. А вот другие деятели – у всех на виду. И раздражают. Особенное раздражение вызывают мерчендайзеры и менеджеры.

М. КОРОЛЕВА: Почему бы не вспомнить, что мерчендайзер – это товаровед? Товароведы нам действительно давно знакомы. Но очень уж они советские. А у нас – не «развитой» советский социализм, а развивающийся капитализм! И менеджеры повсюду – и в управлении компаниями, и в торговых залах, и даже с ведром и шваброй их можно встретить, с бейджиком на спецовке: «менеджер по клинингу».

О. СЕВЕРСКАЯ: Согласись, быть менеджером по клинингу – престижнее, чем простой уборщицей. Смешно, конечно, но… чем бы «дитя» ни тешилось, лишь бы вокруг было чисто. Точно так же все равно, кто заботится о покупателях – старший продавец или менеджер торгового зала. Хотя наши слушатели предлагают заменить менеджеров на управляющих и управленцев.

М. КОРОЛЕВА: А как быть с контент-менеджерами? Есть такая специальность. Если говорить об интернетчиках, то их можно назвать редакторами сайтов, или даже выпускающими редакторами, если о тех, кто работает в СМИ, можно вспомнить прежний газетно-журнальный термин «текстовик»… А вообще все зависит от контента… Ой, простите: от содержания деятельности. Вот контент на содержание я бы действительно заменила.

О. СЕВЕРСКАЯ: Смысла в контенте точно бы от этого прибавилось. Но со смыслом плохо у тех, кем руководят тьюторы и коучи. Тьюторами называют педагогов, которые обучают индивидуально, разрабатывают программы обучения, а потом следят за их исполнением, в том числе и дистанционно. А коуч – это по-нашему тренер, только и всего. Кстати, слушатели полагают, что если заменить презентации проектов и дипломных исследований на их представление и защиту, грамотных специалистов станет больше.

О. СЕВЕРСКАЯ: Лично я больше всего раздражаюсь от гаджетов и девайсов. А вот наши слушатели с ними, похоже, свыклись и дают грамотные объяснения: «девайс – это некое устройство, часть другого прибора, а гаджет – вещь самодостаточная, готовая к употреблению». Поверю на слово. Только подчеркну: слово девайс пишется через «е», так рекомендуют орфографисты.

М. КОРОЛЕВА: А вот ресепшн у народа вызывает прямо-таки идиосинкразию. Заменить это слово без потерь и искажений смысла трудно. В гостинице ресепшн – это всем знакомая стойка дежурного администратора. Некоторые отели предпочитают называть место работы администратора и портье регистратурой. Но от регистратуры так и веет поликлиникой. А в офисах это, скорее, приемная. Но слово приемная вызывает в уме представление о посетителях, томящихся на стульчиках, и неприступной секретарше, преграждающей дорогу к шефу. Опять нехорошо!

О. СЕВЕРСКАЯ: Есть два выхода. Первый – заимствовать слово, только в другом облике: рецепция. Такое слово уже есть и имеет те же значения, что и reception в языке-источнике. Так что можете смело звонить на рецепцию и заказывать такси или завтрак в номер, решать на рецепциях компаний деловые вопросы, оставлять на рецепции кинотеатра билеты для опоздавшего друга, обращаться к рецепционистам… К тому же не будет трудностей с написанием: ресепшн, ресепшен, рисепшн, ре-/рицепшен… Второй выход – заменять иностранное слово русским в зависимости от контекста.

М. КОРОЛЕВА: Леонид Крысин, автор «Толкового словаря иноязычных слов», замечает, что контекст – это решающий фактор в таких «сложных» случаях. Если в продажу поступает «эксклюзивный сыр», лучше его заменить на сыр «высшего сорта», или какой-то еще. А вот если кто-то дал журналисту «эксклюзивное интервью», ничего менять не надо.

О. СЕВЕРСКАЯ: Кстати, о журналистах. Они, бедняги, всегда под прицелом. И их постоянно обвиняют в том, что они-то и засоряют речь англицизмами. А знаешь какому журналистскому слову больше всего досталось? Ток-шоу! Правда, раздражает, скорее, сам жанр, а не его название. Но какие синонимы предлагались на замену! Посиделки, болтовня и показушки-поболотушки!

Какова форма единственного числа слова «тапки»? Кто такой озберанд? В каких словах ошибутся граммар-наци? Мнения.ру побеседовали с главным редактором портала «Грамота.ру», кандидатом филологических наук Владимиром Пахомовым, и выяснили, почему мы так ревностно относимся к нормам языка и нужно ли спасать русский язык.

Максим Кронгауз писал, что с середины 80-х годов русский язык менялся настолько быстро, что в обществе появились тревожные, порой панические настроения, своеобразный «плач по русскому языку». Существуют ли сегодня подобные настроения в обществе?

По моим наблюдениям, сегодня происходит такое разделение: лингвисты в основном спокойно относятся к переменам в русском языке (или даже воодушевлены ими), нелингвисты — ужасаются и стремятся спасти язык.

Я вообще не встречал среди нелингвистов оптимистов, которые радовались бы изменениям в русском языке. Большая часть нелингвистов поддерживают «плач по русскому языку». Русский язык гибнет, мы его убиваем, портим… каких только апокалиптических заявлений не услышишь!

Лингвисты же говорят о том, что с языком не происходит ничего страшного: да, он меняется, но это не страшно, а интересно. Нам интересно наблюдать и анализировать происходящее с русским языком, ведь нам всем повезло, что мы можем наблюдать происходящие сегодня изменения.

Как узнать, о чём думают пользователи социальных сетей? Какие темы обсуждает блогосфера, с какой скоростью по ней расходятся слухи, как выявить очаги распространения новостей и предсказать реакцию людей на то или иное событие? Портал «Социодинамика», разработанный сотрудниками Института наукоёмких компьютерных технологий НИУ ИТМО, даёт исследователям инструмент для поиска ответов на эти вопросы.

Краулер ищет в соцсетях открытую информацию по определённым критериям. Можно искать по ключевым словам, словарикам или семантическим правилам профили пользователей, страницы или отдельные посты, которые позволяют определять так называемых релевантных пользователей. Например, по тематическому словарю «наркотики» краулер находит сначала одного пользователя, который обсуждает эту тему в сети, затем начинает проверять тех пользователей, с которыми он связан: обсуждают ли они подобные вопросы. Поиск заканчивается, когда собраны необходимые данные или просмотрен весь перечень «друзей», после чего алгоритм переходит к поиску следующего релевантного пользователя. Таким образом, краулер позволяет собирать тематическую информацию в социальных сетях с учетом её «свежести», выявляя, кто что нового сказал по заданной теме.

Собранные данные формируют комплексную сеть, узлы которой – отдельные пользователи. Они могут выкладывать в сеть информацию о себе: интересы, личные данные, и быть связаны друг с другом разными способами. Это может быть цитирование чужих сообщений, дискуссия на определённую тему или формальное нахождение в «друзьях». По структуре сети и анализу её статистики можно сделать вывод о том, какими свойствами она обладает, насколько хорошо она проводит информацию, насколько устойчива к разрушению и как меняется в зависимости от ситуации.

Мир уходит от обветшалых «измов». Чтобы понять это, достаточно заглянуть в словари. Эти широко употребляемые термины имеют латинское происхождение. Капитализм - система, в которой властвует капитал. Коммунизм (от латинского communis - общий) - это система, в которой власть принадлежит всему обществу. Социализм (от латинского socialis - общественный) - это промежуточная система, где властвует некая «общественность». И только гуманизм (от латинского humanus - человеческий) - это власть самого человека.
Этот ряд: общее - общественное – человеческое - многое проясняет и имеет гораздо большее философское значение, чем казалось прежде. Отождествление этих ключевых понятий неизбежно заводит в идеологический тупик, порождает путаницу. Разве в истории мало примеров, когда одна часть общества (читай - общественность) вступает в противоречие с другой? Разве неизвестны примеры того, как общественность подавляет волю и достоинство отдельного человека? И наоборот, хорошо известно, как отдельная личность может пренебрегать интересами общества. Всё это имело место во всех известных истории социально-экономических системах. И ни одна из них так и не решила извечную проблему противоречия между теми или иными общественными группами, между человеком и обществом.
Осознается это или нет, но теперь мир объективно идет к новому гуманному обществу. Я называю это общество «гуманным», потому что оно станет практическим воплощением принципов гуманизма. Я называю это общество «новым», потому что его ещё не знала история цивилизации. И это не утопия, а единственная оставшаяся историческая альтернатива после всего пережитого человечеством.
В отличие от капитализма новое гуманное общество будет иметь плановую систему всестороннего и устойчивого развития народного хозяйства, без регулярных разрушительных экономических кризисов. Оно будет иметь открытую и неспекулятивную финансовую систему, социальную направленность политики, общественно приемлемую степень социального расслоения, отсутствие коррупции и экономической преступности. В отличие от советского социализма новое гуманное общество будет иметь политическую свободу, многообразие форм собственности, возможность заниматься предпринимательской деятельностью, свободу выбора профессии, свободу торговли, открытость внешнему миру и разумную (не в ущерб национальной безопасности) интегрированность в мировую экономику. В отличие от коммунизма, о котором мечтали Маркс и Энгельс, новое гуманное общество не будет «общественным самоуправлением». Сохранится ключевая роль государства, но это будет новый тип государства, с обновлёнными конституционными функциями. Это будет социальное демократическое государство, которое обеспечивает национальную безопасность во всех её аспектах, планирует и реализует всестороннее социально-экономическое развитие страны, регулирует функционирование рынка путём координации деятельности государственного и частного секторов в общенациональных интересах, реализует в качестве главного приоритета повышение уровня жизни большинства населения, предотвращает недопустимо высокую степень социального расслоения, гарантирует основные демократические свободы и законные права личности, способствует превращению науки и культуры в факторы, определяющие дальнейшее общественное развитие. Не будет ни полного обобществления средств производства, ни доведенного до абсурда принципа «каждому по потребностям». В новом гуманном обществе, конечно, сохранятся предприятия различных форм собственности. Сохранится экономическая свобода и возможность продуктивной предпринимательской деятельности. Но, в отличие от того, что мы имеем на сегодняшний день, богатство будет зарабатываться умом и талантом, честным высококвалифицированным трудом и организаторскими способностями, а не добываться воровством, жульничеством или мошенничеством. Для этого потребуется действительно бескомпромиссная борьба с экономической преступностью и коррупцией на всех уровнях. Общий высокий жизненный и культурный уровень населения, действенность ответственной демократии и неумолимость закона для всех сделают граждан более терпимыми к сохраняющемуся в разумных пределах социальному расслоению. Всё это и станет практическим воплощением той свободы, за которую так убеждённо ратует в своей книге Александр Никонов.
 

Задача языковеда – фиксировать и наблюдать, а не устраивать операции по спасению.
Ну да, лингвист – это наблюдатель, все понимаем, пишут они, но когда происходит ТАКОЕ, можно и нужно ринуться в бой. Как можно (продолжаю я цитировать невидимого собеседника) равнодушно продолжать писать свои словари и делать доклады о каких-нибудь – заглянем в программу первой попавшейся конференции – «консонантных протезах в современной русской речи»? Отправить все эти протезы, паремии и репрезентации концептов к едрене-фене – и с вилами на неграмотных.

Существование самого этого мифа (лингвисты всем должны) и постоянно всплывающие в спорах призывы наводят на мысли о том, каким видят многие, так скажем, «лингвиста обыкновенного». Сквозь эти требования, призывы и недовольство проступают его воображаемые черты.

Я попыталась представить его мифический день, день сражения за нормы, которое он каждый раз «проигрывает».

Худой очкарик средних лет в растянутом, цвета серой зимней московской жижи, мохеровом свитере из 90-х перешагивает через лужи у выхода из метро «Кропоткинская». Утро. Он спешит на работу – в Институт русского языка РАН на Волхонке. Из портфеля торчит лоток с гречневой кашей и курицей – съест в обеденный перерыв. В Москве солнечно, скоро весна, и какой-то «Порш Кайенн», заворачивающий от Храма Христа Спасителя на бульвар, обдает лингвиста бодрящей мартовской грязью. Он неловко отряхивается («Да что ж за утро сегодня!»), но в глубине души не злится, да и вообще быстро забывает о брюках в крапинку – сегодня у него совсем другой повод для размышлений. Час назад, когда он стоял в очереди к кассе в своем Зябликове, как минимум три человека в очереди, позвонив кому-то, произнесли: «Ну, созвОнимся». А в метро румяный бугай в дубленке и с кучей бумаг на коленях (они все время падали), кричал в трубку: «Я в метро! Я говорю, дОговор надо подписать, дОговор! Все, щас отклЮчится!» И никто не замечает, как тихий лингвист, слыша все эти фразы, каждый раз произносит: «Три тысячи один, три тысячи два, три тысячи три». Он ведет подсчет – достигнет «звОнит» критической массы, значит все – надо вносить в словарь, хоть умри. И вот все эти услышанные утром в метро «дОговоры», «отклЮчится» и «созвОнимся» не выходят у него из головы.

Федор Михайлович Достоевский «тушевался». Читатель, конечно, помнит, что этот глагол — «стушеваться» — и ввел в русский язык автор «Преступления и наказания». Не сам придумал, а перенес из студенческого жаргона.

Слово это интересное — русско-немецко-французское. Тушь, а по-русски говоря, чернила, немцы позаимствовали у французов — есть у них глагол «туше». Он и в русском языке трижды прописан. Пуркуа ву туше? — спрашивает у лже-француза Дефоржа, более известного как Дубровский, Антон Пафнутьич Спицын, как объясняет Пушкин, «спрягая с грехом пополам русский глагол тушу на французский лад».

Но какая здесь игра слов. Ведь и борцы, и фехтовальщики, и художники русские поймут эту игру слов. В общем, тушить свет, каким нужно быть махровым мудрецом, чтобы превращать «деликатную взаимность вранья» в большую политику! И вот от этой самой «туши» и от этих многообразных «туше» отрезал себе филейную часть Федор Михайлович Достоевский для глагола со значением «исчезнуть, уничтожиться, сойти, так сказать, на нет. Но уничтожиться не вдруг, не провалившись сквозь землю, с громом и треском, а, так сказать, деликатно, плавно, неприметно погрузившись в ничтожество».

Словом, сделать то, что как раз не получается у господина Жириновского. Достоевский придумал слово стушеваться и обогатил за счет французов и немцев русский язык, а Жириновский предлагает обворовать незадачливых россиян, вымарав из русского языка как раз новейшую тушь, гуашь и акварель иностранных слов. Конечно, под знаком заботы о своем, о родном.

Лингвист Ирина Левонтина анализирует словесные приемы, с помощью которых создают картину гибели Максима Кузьмина.

В интервью «МН» Левонтина объяснила, о каких именно приемах идет речь.

— Чем вас как лингвиста заинтересовала история с гибелью Максима Кузьмина?

— Пропагандистское обеспечение истории несчастного Максима Кузьмина точно войдет в учебники по лингвистической прагматике и риторике. Что мы в последние дни слышим и читаем? Например, брата погибшего Максима Кузьмина постоянно называют «выжившим». Это яркий случай так называемой лингвистической демагогии. Казалось бы, никто ведь не скажет, что брат Кирилл не выжил, значит, в этой фразе сказана правда? Но это нет так: слово «выжить» предполагает, что человек остался жив, хотя был в такой ситуации, в которой очень велика была вероятность, что он умрет. Причем вторая неявная часть — это так называемая презумпция: то, что в высказывании не утверждается, но считается само собой разумеющимся. Вот когда неправду выдают за очевидность — это и есть лингвистическая демагогия.

Или вот еще: американские родители, мол, «признались», что давали мальчику таблетки, прописанные врачом. Почему «признались», а не «подтверждают»? Здесь опять дело в презумпции: «признаются» в чем-то, о чем говорить стыдно.

И далее: «Эти лекарства часто прописывают при лечении ДАВГ (синдром дефицита активного внимания с гиперактивностью) у усыновленных детей из России». При чем тут усыновление? Да, есть мнение, что американские психиатры пересаливают по части медикаментозного лечения ДАВГ — у детей вообще, у родных тоже, есть и возражения против трактовки традиционной психиатрией ДАВГ как психического расстройства и против лечения его таблетками, да и вообще против засилья психиатров в школах.
 

Актеры «Квартета И» Ростислав Хаит и Леонид Барац об «интереснятине», чапельнике и роде слова «кофе»

— Обычно мы начинаем разговор с вопроса о ключевых словах. Но, как вы знаете, недавно метеорит упал. Поэтому я решила изменить сценарий и спросить у вас, какие слова вы бы произнесли, увидев падающий метеорит?

Ростислав Хаит: Мы нормальные люди, поэтому нормальные слова и были бы, те самые неприличные, которые мы слышали.

Леонид Барац: Наверное, не в таком количестве и порядке просто. А как можно иначе сказать? «Ой, смотри, какая интересная картина! Неужели это метеорит?» Наверное, так бы не было.

Ростислав Хаит: «Фантастика, падает небесное тело!»

Леонид Барац: Есть просто очень емкие в русском языке слова, иногда они очень уместны. И зависит от контекста, становятся они пошлыми или не становятся. Потому что те же эвфемизмы, как мне кажется, пошлее, чем эти слова.

— А какие эвфемизмы вам кажутся особенно пошлыми?

Ростислав Хаит: Это вопрос ситуации.

Леонид Барац: Сейчас я скажу… Например, слово «пипец». Оно значительно хуже, чем слово, которое оно заменяет. Или вот недавно я слышал чудовищное слово «ушлёпок».

Ростислав Хаит: Ох, какое прекрасное слово!