Тема лингвистической глобализации приобрела за последние годы не только популярность, но и оттенок скандальности, особенно в контексте традиционно мифологизируемого в российском общественно-политическом дискурсе противостояния Запада и Востока. Возникают метафоры языка-убийцы, люди всерьёз начинают говорить о языковом терроре со стороны английского и т.п. Самое неприятное, что многие авторы употребляют подобную лексику отнюдь не метафорически. Человек неискушённый, читая всю эту полемику, живо рисует себе образ глобальных корпораций-монстров, разрабатывающих коварные планы по внедрению максимального количества английских слов в прочие языки мира.
Однако посмотрим, какие реальные изменения были зафиксированы за последние 15–20 лет в русском? В основном они касаются словарного состава: слов, восходящих к английскому, добавилось. О чём это свидетельствует? Об упадке национальной культуры или национального языка? Не думаю. В 40–50-е годы в японский перекочевало огромное количество американизмов, но кому придёт сегодня в голову возводить это явление к утрате японцами национально-культурной самобытности или эрозии идентичности?
Заимствования всегда сопровождали языковые контакты: когда-то русский язык получил немало тюркских, персидских и скандинавских слов. Пётр I добавил нам голландской терминологии, особенно в морском деле, Павел – немецкой в военном, а российское дворянство многие десятилетия вообще росло в среде франкоязычной (и обошлось!)… От географического принципа пограничного взаимопроникновения языков, от исторического взаимовлияния языков-субстратов и суперстратов человечество перешло к лексическому обмену, часто очень неравноценному, по сферам деятельности. Развитие современных коммуникативных сетей, мобильность людей, культурных артефактов, технологий и т.п. служит катализатором этих процессов, что неизбежно ведёт к их интенсификации. Отсюда столь болезненная реакция на появление в языке «чужих» слов. Часто не по адресу. Часто неоправданная. Потому что на системном уровне с русским языком, на мой взгляд, не происходит ничего экстраординарного.