Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Аналитика

08/11/2011

«Ненависть и больше правды»


 

«Царь» должен обладать внутренней связью с коллективным бессознательным народа и говорить на языке этого бессознательного. Таким языком обладал «ранний» Путин, и народное чутье не проведешь. Точное попадание в образ «Жеглов-Высоцкий».

Предполагается, что язык, на котором говорит политическая элита, должен нести в себе «смыслы». Может, английский и несет. Русский язык – инструмент иного толка. «Царь» должен обладать внутренней связью с коллективным бессознательным народа и говорить на языке этого бессознательного.

Таким языком обладал «ранний» Путин, и народное чутье не проведешь. Точное попадание в образ «Жеглов-Высоцкий», «Штирлиц-Тихонов»: носитель мужской, жестокой, но справедливости. Он умеет говорить горькую, лаконичную правду:

– А что с ней случилось?

– Утонула.

Кто скажет, что Жеглов не является частью нашего подсознания, нашим избранником?

Блистательный Черномырдин владел народным языком не хуже Крылова. Не случайно он олицетворил собой переходный период от красных директоров к современной олигархии. Помню, как известная тележурналистка после интервью с Виктором Степановичем в растерянности разводила руками: «Что же с этим делать – вырезать?» А мы слушали и от души хохотали: «У нас в России всегда стоит то, что не надо».

Язык Бориса Николаевича Ельцина был воплощением народного духа, что называется, надежд и чаяний. Царь-батюшка со всем своим былинным размахом, Микула Селянинович, Добрыня Никитич, Владимир Красное Солнышко, «налево махнет – улица, направо махнет – переулочек».

Президент Медведев говорит языком ИТРовцев, правильными оборотами советской интеллигенции, хорошо выученными мальчиком из приличной ленинградской семьи.

О ком еще стоит говорить? Грамотная речь «младореформаторов» – петербуржцев, перенесенных волею судеб за кремлевскую стенку: Кудрина, Чубайса, Грефа – литературно правильная и гладкая, так же далека от народа, как и они сами, и выглядит заплаткой на тришкином кафтане.Так вернемся к тому, с чего начали, к Большим Числам. К тем, кого сейчас называют элитой. Махнем рукой и, перед тем как распрощаться с этим словом, согласимся, что «элитой» мы называем социальную группу, объединяющую бывшую советскую номенклатуру, денежные мешки, карьерных чиновников и прочих нуворишей. Их язык не передает смысл, он, как модно говорить на их же языке, «подает сигналы».

Язык – это всегда точная характеристика. Язык обличает своего носителя, он его главный обвинитель. Если даже на секунду возникнет сомнение в социальном происхождении группы, обозначаемой словом, которому мы махнули рукой в предыдущем абзаце, достаточно послушать не о чем, а как они говорят. Язык современной номенклатуры – симбиоз советских штампов, уголовного жаргона и гламурного сленга.

Советские шаблоны, которые распространялись через полторы газеты, один канал и одну радиостанцию и вкладывались в головы в школах, на лекциях, на занятиях по политинформации, вырабатывали единый язык и единую систему ценностей. Систему, простенькую, как товары Ивановской мануфактуры, но душевную: «малая родина», «бедный, но честный», «переведи старушку через дорогу», «не нужен нам берег турецкий», «честное ленинское». Параллельно рос мирок советской интеллигенции. Отрываясь все больше от шепелявого лепета геронтократии и нудного официоза, тоненький озоновый слой создавал свой язык: авторская песня, Окуджава, журнал «Иностранная литература», Тарковский – чуть сентиментальный и литературно-правильный. На этом языке заговорили в конце 80-х или начале 90-х миллионными «гласными» тиражами, на этом языке произнесли впервые слова «свобода», «рынок», «право». Поговорил, однако, и свернулся, как окно браузера, где он теперь? На какой географии его искать?

Плотно, уверенно, нагло вошел в нашу разговорную жизнь криминальный жаргон: «за базар ответишь», «в натуре» – язык хозяев жизни, бандитских сериалов и тиражных детективов.

...Навстречу, прижимая к уху мобильный, двигается мужчина в распахнутом пальто, широкоплечий, суровый. Тяжелый и напористый взгляд, короткая стрижка. Невольно оглядываюсь по сторонам и радуюсь, что я в аэропорту и кругом полно народу. Человек с неопределенно знакомым лицом, скупо цедя слова, приглашает приятеля с «телкой» на afterparty. Я забегаю в зал и наконец вспоминаю: это же известный депутат... Как костюмы от Армани на тренированные плечи, так же добросовестно натягивают они на себя язык ток-шоу, модных журналов и ресторанной прислуги.

Сейчас к политической и социальной жизни подходит поколение, которое родилось в России. Советский язык со всеми своими клише, даже самыми банальными и симпатичными из них, становится мертвым языком.

Целый пласт лексики и смыслов отдаляется и уходит из оборота. Пошлые газетные штампы употреблялись в обычной речи в качестве издевательства и пародии: «два мира – два Шапиро», плавно перетекавшие «в два мира – два кефира», «усталые, но довольные», «караван пустыни» и т. д. Выражение «солнечная Кастилия» смешно только тому, кто участвовал в пионерских линейках и монтажах – а это слово кто помнит? – и читал звонким голосом (выражение «звонкие детские голоса» – из этой же серии) стишки про солнечный Узбекистан: «Жемчужина республики – Фергана! Где-то там – уже не помню – раскинулась она!»

Будущая политическая элита будет говорить языком Интернета, немножко куцем, средней грамотности и недвусмысленном.

Там будут свои клише, своя ненависть и больше правды.

Елена Зелинская, вице-президент общественной организации работников СМИ «МедиаСоюз», член Общественной палаты
Специально для газеты ВЗГЛЯД

7 ноября 2011, 16::44
 

http://www.vz.ru/opinions/2011/11/7/536640.html