Аналитика

Непривычные слова всегда раздражают, но язык с ними справляется.

Почему нас бесят те или иные слова? Приживутся ли в языке феминитивы? Об этом «Параллелям» рассказывает Борис Иомдин, кандидат филологических наук, заведующий сектором теоретической семантики Института русского языка им. В.В. Виноградова РАН, доцент факультета филологии НИУ ВШЭ, преподаватель Школы анализа данных и научный консультант «Яндекса».

У Шишкова не было фейсбука

Людей бесят самые разные слова: «кушать», «вкусный», сокращения — например «молочка», просторечия — «с интернета», «с Москвы» или «гель» и «шампунь» в женском роде. Всех всё бесит. Во-первых, люди вообще достаточно нервные, а во-вторых, появились удобные площадки для обсуждения того, что нас бесит. Всех всё и раньше бесило, но людям было негде об этом поговорить. А тут есть соответствующие сайты или социальные сети.

Что бесит больше всего? Ошиб­ки. Новые непривычные слова. Сокращен­ные слова: говорили «человек» — стал «чел», говорили «телефон» — стал «тел». А вот «метро» вместо «метрополитен» уже не бесит. Бесят заимствования, которые человек ощущает как чужеродные, но «чай», «хлеб» и «шарф» никого не бесят: никто обычно и не знает, что и они заимствованные. Сленг бесит, потому что это маркер бунтарского молодого поколения. Просторечие — потому что так говорят люди не моего уровня. Табу: одних бесит нарушение табу, когда матерятся, а других, наоборот, «все эти идиотские эвфемизмы» — лучше говорить прямо!

Защищать язык люди хотят всегда. В XVIII веке и Татищев хотел, и Сумароков. Всех всё бесило. Бесили слова «суп», «фрукты», «камера» — теперь никому и в голову не придет, что это могло кого-то раздражать. Адмирал Шишков писал: какой это ужас — писать «лжёшь» и «поёшь», пусть даже так говорят, но это простонародное, это порча языка! А сейчас людей, наоборот, раздражает, когда вместо «ё» пишут «е». Загоскин говорил, что «юмор» — какое-то идиотское слово. Нору Галь, замечательную переводчицу, автора книги «Слово живое и мертвое», раздражали слова «зарплата», «стейк» и «фондю».

А Чуковский в книге «Живой как жизнь» написал: «Меня тоже бесило слово «пока» — но ничего, все привыкли. Я этих слов не введу в язык, было бы странно, если бы я, старый человек, сказал «договора», «тома» или «я переживаю», «я пошел», «пока» — но почему бы мне не примириться с людьми, которые пользуются таким лексиконом?»

Одни слова, которые всех бесили, вошли в язык и живут в нем: «электричка», «маршрутка», «зарядка»… А другие не прижились: «прозодежда», «Персимфанс», «ежедневка», «нормалка». «Читалка» и «Третьяковка» не бесят, а «молочка» и «мусорка» пока да. Хотя, по моим данным, уже 52% опрошенных говорят «мусорка», а еще недавно это слово отсутствовало во всех словарях и считалось чудовищным просторечием (я тоже его не употребляю).

Бесящие слова бесят недолго: они либо уходят из языка совсем, либо меняют значение, либо просто со временем перестают бесить.

Кто вошла?

Я всегда разрываюсь между тем, что я и лингвист, и носитель языка. Феминитивы  вроде «авторка» и «редакторка» бесят меня как носителя языка.  Такие слова, как и всё новое, воспринимаются с трудом: я так не говорил и не говорю. Однако как лингвист я считаю, что это интересное явление.

Некоторые феминитивы приживаются хуже: такие, например, слова, как «докторка», «актерка», «режиссерка». Есть исследования, которые объясняют, почему это так. Есть причины фонетические, а есть экстралингвистические, исторические: всё, что искусственно навязывается, приживается с большим трудом. Но если в языке есть тенденция, она будет побеждать. Ведь другие феминитивы приживаются лучше и не так раздражают: например, «аспирантка», «диссертантка», «дебютантка» и им подобные.

Казалось бы, зачем подчеркивать пол или род? Почему мы говорим, что стул — он, а табуретка — она, зачем мы подчеркиваем род? Почему прилагательные и глаголы согласуются по роду? Мы вообще об этом не думаем, это часть русской грамматики. Слова у нас неравноправные, и никто с этим ничего не делает. Русское местоимение «кто» — мужского рода: «Кто вошел?»  Слово «человек» тоже мужского рода и прекрасно живет в языке.

Проблема еще в том, что мужской и женский род на самом деле обозначают пол в очень небольшом количестве случаев: обычно когда слово употребляется по отношению к человеку. А в остальных случаях это просто формальный признак. Скажем, если слово заканчивается на твердый согласный, то оно в русском языке мужского рода — за редчайшими исключениями, например, когда заимствованное слово обозначает женщину, как «мадам». А если слова заканчиваются на -о или на -е, они переходят в средний род, борись ты с этим или не борись: ведь и «метро» было мужского рода, и «пальто»… Вот «кофе» почему-то заметили и никак не дают ему спокойно перейти в средний род. Род — это морфологическая штука, мало связанная со смыслом. Так что, если мы человека называем в мужском роде, это ничего, в общем, не значит: это просто грамматическое правило.

Язык часто сохраняет много древнего, с чем мы не спорим. Никто не говорит «давайте не будем говорить «стрелять из пистолета», потому что стреляют стрелами, а из пистолета мы пуляем, а не стреляем». Мы говорим «зеленые чернила» и «красные чернила» — и ничего страшного, что изначально чернила черные. Мы говорим «солнце всходит и заходит», хотя мы знаем, что Земля вращается вокруг Солнца. Язык описывает очень древнюю картину. Если в нем не образовалось достаточного количества слов, обозначающих чем-то занятых мужчин и женщин, — это нормально. В языке много чего не образовалось, но он приспосабливается.

Когда в обществе возникает новое явление, это находит отражение в языке. Но с феминитивами пока не вполне понятно, в чем новость. В том, что женщины занимаются разными работами? Они давно уже ими занимаются. Если бы тут была огромная лакуна — нужные слова бы уже образовались. Но их пока нет. Формальная причина в том, что самый нейтральный суффикс -ка не со всеми словами хорошо сочетается, а феминитивы с другими суффиксами (-ша, -иха: вахтерша, врачиха) обычно воспринимаются как грубоватые.

Люди, которые требуют изменений, как и люди, которые требуют ничего не менять, всегда есть. Одни требуют немедленно всем перейти на феминитивы. Другие против использования каких бы то ни было новых слов. Третьи и сейчас пишут согласно старой орфографии. Четвертые никогда не употребляют заимствований… Но языковые изменения всегда мало связаны с желанием людей, они происходят не искусственно, а «сами по себе». Изменения произойдут, но не так, как этого хочу я, или вы, или кто-то еще.

Записали Ирина Лукьянова, Алексей Клишин

Новая газета

Этот материал вышел в № 31 от 22 марта 2019