Аналитика

1 марта 2019 поэт Лев Рубинштейн написал: «Скажите мне, мои дорогие друзья, кто-нибудь из вас употребляет время от времени — впрямую, а не в кавычках, не в интересах стилизации — такое слово, как „ламповый“. А то я тут время от времени об него стал регулярно спотыкаться, и всякий раз невольно произношу про себя то самое, что обычно произносят, когда спотыкаются, то есть совсем на „ламповые“ слова».

Имеется в виду довольно новое значение слова ламповый — такое, как в популярном одно время в интернете клипе про ламповую няшу — скромную и мечтательную ламповую тян (тян — это девушка). Ламповая — значит милая, уютная.

Вот еще примеры: «Мои черничные ночи — это фильм, для мечтающих и одиноких. Теплый, атмосферный, ламповый фильм»; «Появлялось ли у Вас когда-нибудь желание вечером сесть, завернувшись в плед, и окунуться в просмотр спокойного и приятного кино? Ни за что не поверим, что нет. Поэтому подготовили для Вас список „ламповых“ фильмов: „Амели“ 2001…»; «Редакторы будут отбирать из предложенных произведений самые лучшие, самые ламповые стихи и озвучивать их в эфире…»

У слова ламповый в этом значении весьма интересная история. Его источник — это мем теплый ламповый звук. Выражение возникло в языке звукооператоров и других «звукачей» и было связано с тем, что переход с ламповых усилителей на транзисторные при обработке звука, по мнению некоторых «аудиофилов», привел к тому, что звук стал неживым и холодным, а живой и теплый получается только при старорежимном использовании ламповых усилителей.
 
Так что речь тут была не о настольных лампах, бра, торшерах или люстрах, а о ламповых приборах. Вспоминается советский анекдот: «— Товарищи бойцы! На бронетранспортере сломалась рация. Кто может починить? — Товарищ прапорщик! А рация на чем: на полупроводниках или на лампах? — Для тупых повторяю: рация на бронетранспортере».

Постепенно выражение теплый ламповый звук стало иронически указывать на сочетание старомодности с претензией на «подлинность» и «душевность». Только хардкор: только лампы, только пленочные фотоаппараты, только винил, только ч/б. И, разумеется, только бумажные книги — у электронных нет того особого запаха, нет шелеста страниц… Кстати, сейчас для указания на «олдскульность» иногда используется и слово аналоговый.

До этого места история развития слова ламповый вполне понятна. Но вот дальше происходит нечто интересное: слово ламповый в значении «милый, уютный» обнаруживается в языке современных подростков. Моя дочь-первокурсница по моей просьбе провела у себя вКонтакте опрос. Среди ее информантов практически не оказалось людей (оказался один из 104), не знающих это новое ламповый, меньше половины его слышали, но не употребляют, а из употребляющих почти половина считает, что оно даже уже и устарело. Как же получилось, что оно так легко прижилось в среде людей, которые, возможно, ни одного прибора на лампах в своей жизни и не видели? Почему они так естественно воспринимают заключенный в нем образ?

Дело в том, что само слово лампа в русской культуре имеет особый ореол. Лампа, особенно с абажуром, — один из главных атрибутов домашнего уюта. Все, наверно, помнят рассуждение из «Белой гвардии» Булгакова: «В комнате противно, как во всякой комнате, где хаос укладки, и еще хуже, когда абажур сдернут с лампы. Никогда. Никогда не сдергивайте абажур с лампы! Абажур священен. Никогда не убегайте крысьей побежкой на неизвестность от опасности. У абажура дремлите, читайте — пусть воет вьюга, — ждите, пока к вам придут».

Лампа с абажуром создает круг мягкого света, объединяющий близких людей и отделяющий от чужого и даже страшного внешнего мира. Вспомним еще булгаковские кремовые шторы, за которыми герои укрываются от хаоса. Не случайно абажур и один из главных объектов нападок на «мещанство». В этом отношении показательны слова П. Вайля и А. Гениса о 60-х годах ХХ века: «Постепенно категория мещанства стала чисто оценочной. Если когда-то бичевали только абажуры и слоников на комодах, то постепенно мещанство становилось источником всех бед — от невыученных уроков до фашизма». Замечательно, что связь между мещанством и абажурами представлена как само собой разумеющаяся. О связи абажуров с уютом и мещанством в русской языковой картине мира мы не раз писали с моим соавтором Алексеем Шмелевым.

В 1982 году Булат Окуджава в стихотворении «Обожаю настольные лампы» говорит несколько полемически (мол, пусть старомодно, зато это подлинное и одухотворенное):

Обожаю на них абажуры, —
Свет, растекшийся под абажуром,
вновь рождает надежду и раж,
Потому что чего не отдашь
за полуночный замысел зыбкий…

Конечно, лампа в русской культуре — это еще и зеленая лампа. Так называлось дружеское общество петербургской дворянской, в основном военной, молодежи в 1819—1820 годах, в которое входили, в частности, Пушкин и Дельвиг. В комнате заседаний был зеленый абажур на лампе — и название символизировало «свет и надежду». В Париже в 1927—1940 годах было одноименное литературное общество, созданное Д. С. Мережковским и З. Н. Гиппиус. Так же назывался и рассказ Александра Грина, в котором человек год за годом зажигает на окне лампу, разрывающую тьму ночи и дарящую надежду. А еще «Зеленая лампа» — литературный подкаст для детей.

В общем, лампа нагружена в русской культуре ассоциациями, которых вполне достаточно, чтобы слово ламповый в значении «уютный, теплый» легко воспринимали даже люди, ничего не знающие о звукоусилителях.

Тут вот что еще интересно. Как видно из опроса вКонтакте, очень многие подростки считают, что слово ламповый уже вышло из моды («Да так уже сто лет никто не говорит!»). И одновременно с этим процессом некоторые взрослые как раз начинают потихоньку использовать это слово, сначала в кавычках, а потом и без (это, кстати, видно по комментариям к процитированному посту Льва Рубинштейна в «Фейсбуке»). При этом для подростков ламповый встраивается в ряд кавайный, няшный, мимимишный — словом, в субкультуру милоты, во многом связанную с аниме (японской анимацией). Подростки, особенно девочки, носители этой субкультуры, решительно отринули традиционное презрение к сюсюканью и умильности.

Для взрослых же слово ламповый включается в другой контекст. Долгое время уют, милая обыденность, вообще всё нормальное и обыкновенное были у нас ценностями низшего порядка, а то и не были ценностями вовсе. Сочетания красивые уюты, уютный мирок звучали презрительно. Ситуация резко изменилась в конце ХХ века — не случайно так стремительно распространились слова гламурный (оно указывает на красивость, не претендующую на художественную ценность), комфортный (в том числе об отношениях между людьми), адекватный (о человеке) и т. п. Оказалось, что в русском языке было маловато слов, сочувственно указывающих на неэкстремальную приятность, хорошесть без крайностей, привлекательность без катарсиса. Поэтому и слово ламповый пришлось вполне кстати.

Ирина Левонтина