Персона Демьяна КУДРЯВЦЕВА удивляет: ему удалось совместить явления, казалось бы, несовместные. Он успешно занимался разнообразным бизнесом и в России, и за ее пределами и вдруг один за другим выпустил два сборника стихов, привлекших внимание широких кругов - от Андрея Вознесенского до Эдуарда Лимонова. В текущем году появился первый роман Кудрявцева "Близнецы". Небольшой по объему текст вместил в себя немало: лихо закрученную историю, ритм, удерживающий читательское внимание, поэтичность прозы, временами превращающуюся в стихи, записанные обычной строкой. "Близнецы" были номинированы на Премию Андрея Белого и попали в шорт-лист премии.
- Демьян, скажите несколько слов о себе, чтобы была понятна канва вашей жизни .
- Нет никакой специальной канвы, я представитель поколения 1990-х. Несколько раз я уезжал работать в разные страны, в частности в Израиль и в Англию. Родился я в Ленинграде, все время между разъездами по разным странам жил и работал в Москве. В "Коммерсанте" я уже скоро четвертый год, до этого в разных местах занимался разного рода интернет-компаниями, связью и т.д. Учился в разных местах, но начинал на факультете журналистики ЛГУ. Собственно говоря, и все.
- Когда я узнал, что автор стихов и романа "Близнецы" и генеральный директор большого издательского дома - одно и то же лицо, я был немало удивлен. Если бы вы были главным редактором газеты, это еще понятно, но генеральный директор, заботящийся о финансах и пишущий стихи и прозу, просто вызывает изумление. Как вам удается совмещать эти виды деятельности ?
- О том, как мне удается быть генеральным директором, надо спрашивать акционеров, а о том, как удается писать, - читателей. Я с этим чувствую себя вполне комфортно, хотя эта позиция в социальном плане не очень приятна. Про Дениса Давыдова говорили: он лучше всех из поэтов машет шашкой и лучше всех из гусар пишет стихи. В завуалированной форме это свидетельствовало о том, что и то, и другое он мог бы делать лучше. Повторюсь, я чувствую себя нормально, для меня это способы самореализации. Механика у этих двух процессов разная, а эмоции, которые при этом возникают, схожи. Настоящий бизнес и настоящая литература - это реализация права на высказывание. Например, есть люди, которые могут совмещать писание картин и стихов. В моем случае сочетание такое.
- Писание картин и стихов - понятное сочетание. Ваш бизнес связан с бесконечной круговертью, этим нельзя заниматься, обдумывая эффектную фразу в пишущемся романе .
- Вы думаете, если бы я был более свободным, я больше написал бы? Это работает не так. Время, которое существует между возможностями написать тексты, нужно занять, так лучше чем-нибудь общественно полезным.
- Давайте поговорим о творчестве. Как к вам приходят стихи ?
- Я не буду отвечать на этот вопрос.
- Почему ?
- Психология творчества - это, с моей точки зрения, наука, в которой я не специалист, к тому же в русском поле она плохо разработана. Говорить на эту тему поверхностно я не хочу, а говорить серьезно не умею. К тому же серьезный разговор мало кому интересен. Каким образом все твои переживания конвертируются в независимый от тебя продукт, каким текст и должен быть, - предмет отдельной области знания, рефлексия по поводу которой может мне помешать. Осознание этого процесса - что-то вроде размышлений сороконожки о том, какой ногой ей нужно идти.
- Вы пишете стихи и прозу, чем они для вас друг от друга отличаются ?
- Массой - больше ничем. Стихотворение на сегодняшний день - это способ наиболее лаконичной передачи сообщения, чувств, эмоций. Я не говорю, что не бывает иначе. Есть словоохотливые авторы, есть поэты, использующие большие словарные массы, работающие большими пластами. Я этого не только не умею, мне это неинтересно у других. Я считаю, что поэзия - это упражнение в лаконизме. В прозе рассказывается некая история, здесь необходим инструментарий, который позволит взять больший вес с точки зрения массы высказывания. Кроме того, проза связана с дисциплиной, в ней больше физического труда. Поэзия - труд стахановский, а проза - галерный. Их надо чередовать, но это чередование зависит не только от того, в каком состоянии ты сегодня пребываешь, но и от возраста. Что понятно: вызревание большего массива материала требует от тебя большего опыта. Для русской литературы вполне естественным является путь от рассказа к роману, от стихов к прозе. Иначе говоря, сначала ты прыгаешь с парашютом, а потом собираешься полететь в космос.
- Есть проза поэтов и есть стихи прозаиков, по-моему, стихи Набокова - это стихи прозаика. Ваш роман поэтичен, вы не просто рассказываете историю .
- Это от беспомощности. С Набоковым история простая. Действительно, зная Набокова-прозаика, мы меняем угол зрения на его стихи. Но на самом деле он находится в рамках общей логики: первые стихи он написал в тринадцать лет, напечатал в шестнадцать, до первой прозы он издал три сборника стихов. Он просто еще не знал, что он прозаик, а текст уже знал. У текста есть свое знание, которое нужно разрешить. Моя проза устроена таким образом, как она устроена, именно потому, что я взялся за нее, не имея никакого прозаического опыта. Я начал рассказывать историю тем способом, который во мне сидел.
- Но за этим не было желания написать длинное стихотворение ?
- В конечном варианте книжки я всячески пытался снизить зависимость прозы от формальных поэтических признаков - ритмизованности, рифмы и т.д. Это не произошло полностью, да этого и не должно было произойти. Кроме меня у этой книжки есть еще и герой, которому удобнее так рассуждать. Он все время разговаривает со своей копией, поэтому фраза все время возвращается к нему. Я не стал лишать его этой особенности речи, для того чтобы он остался самим собой. Эта исповедальная интонация сродни поэтической. Сегодня я писал бы не так, текст был начат давно, писался долго, его задачей было выдержать большую и многослойную историю. Я этому научился, следующий текст будет написан иначе.
- На чем вы выросли как литератор ?
- Вся адресация в "Близнецах" видна невооруженным взглядом. Там названы все, в том числе люди, которые сформировали у меня и у моего героя именно такой способ думать. Они принадлежат к литературе второй половины XX века, у них есть родители в литературе первой половины XX века. Каждое место, в которое попадает мой герой, связано с определенной литературой. Все понятно с Латинской Америкой, с Колумбией как маркесовской родиной, рождение героев вместе с созданием государства - это Рушди, все, что связано с Хемингуэем, просто прописано открытым текстом и т.д. Это не постмодернистский прием, это собрание благодарностей, которое сделало возможным существование моего героя. Эта книжка напоминает школьное сочинение на тему "Что я прочитал за лето".
- Вы хотите сказать, что написали традиционный роман ?
- Он композиционно нетрадиционный, он нетрадиционен для русской литературы с точки зрения набора тем и т.д. Но это не эксперимент ради эксперимента, я не ставил задачей создание нового жанра. Да, я хотел написать классический авантюрный роман или классическую семейную сагу на том материале, который у меня был под руками. Я не ставил перед собой никаких формальных задач. "Поэта далеко заводит речь", - это мой случай. Я придумал героя, город, в котором он живет, все это было сложено из кирпичиков литературы XX века, дальше все ритмически развивалось само. Я не горжусь признанием в беспомощности, тем, что создал мало управляемую вещь. Я свое дело сделал, книжка живет своей жизнью, дальше - работа читателя. Мне хотелось бы, чтобы эта работа не была слишком тяжелой.
- Читателю интересно, кто это написал, как написал, откуда история взялась и т.д .
- Очень жаль. Это попытка привнести в текст то, чего там нет. Идеальная книга - анонимна. Понятно, что ее в таком виде нельзя продать, поэтому авторы являются одним из инструментов продвижения текста, его брендирования, но это не имеет отношения к литературе. Если бы мы не знали, кто написал "Евгения Онегина", разве этот текст был бы менее великим?
- Давайте представим себе, что мы собрали все великие пушкинские тексты и забыли об авторе, разве это не обеднило бы культуру ?
- Культуру обеднит, литературу - нет. Есть сторонники другого подхода, я не хочу сказать, что он неправильный. Есть масса людей, выстроивших на собственной биографии культурное явление. Мне это не кажется убедительным, тут есть нечто, напоминающее костыли. Любое явление интересно рассматривать в пределе. Если для того, чтобы мы оценили творчество Мандельштама, ему обязательно было умереть в лагере, то это требование, предъявляемое к личности, недопустимо. Мне хочется, чтобы ребенок был самостоятельным, чтобы он поступал в институт не потому, что его папа является кем-то. Написанный текст должен быть самостоятельным. Это позволит относиться к себе требовательно. Если ты знаешь, что здесь текст можно поддержать собой, политикой и т.д., ты себе облегчишь задачу. Мне этого не хочется.
- А вас интересует реакция на ваши стихи и прозу ?
- Как писателя нет, как социальному животному мне это интересно.
- Как вы разделяете эти состояния ?
- Пока я пишу, мне реакция неинтересна, когда книжка живет самостоятельно, - интересна. Сравнение с ребенком, по-моему, очень точное. Мне хочется, чтобы моему ребенку ставили пятерки и гладили по голове, но не потому, что я имею к нему отношение.
- Вас может огорчить разгромная рецензия на вашу книгу ?
- Огорчить способна, повлиять на то, как я считаю нужным работать, нет.
- Но обратная связь для вас важна ?
- Как у всякого человека, у меня есть узкая референтная группа людей, которые мне дороги. Их мнение о чьем угодно тексте мне ценно, к ним я прислушиваюсь. Но ведь я не смогу прыгнуть на пять метров, только оттого что кто-то мне скажет, что сегодня на два метра прыгать не модно. То, о чем идет речь, имеет отношение не к творчеству, а к социуму.
- Вы любите поболтать о литературе? Я говорю о подобии принятых в 1970 - 1980-е годы бесконечных - совершенно бескорыстных - разговорах и спорах о литературе .
- Такие разговоры ценны сами по себе. Лучшие критики, лучшие говорящие о литературе обычно к творчеству отношения не имеют. Это вообще другой жанр. Есть такой способ развлечения - говорить о культуре. Он полезен: для души, для интеллекта, для прочего. Но он не помогает прыгать. Разговор о футбольной трансляции матча не содействует голу на поле. Это другой способ времяпрепровождения. Очень приятный! Но как к автору он ко мне не имеет отношения.
- Надо понимать, проблемы самоопределения для вас не существует. Вы сказали, что ваш роман не постмодернистский, но и не традиционный. Какой - это не важно ?
- Мне совершенно все равно.
- Совсем простой вопрос: зачем вы пишете и зачем читаете?
- Чтение для меня физическая потребность сродни еде. Хороший текст меня наполняет и преобразует ровно так же, как это делает еда .
- Если не есть - умрешь, без чтения с вами произойдет то же самое?
- Да. Для меня это некоторая физическая потребность, которая мне вполне нравится. Другое дело, что не возникает достаточного количества хороших текстов, но всегда есть хорошие старые тексты, которые тебя поддержат .
Пишу я крайне редко и мало. Кроме потребности потребления, у меня есть потребность высказывания, которую тоже нужно удовлетворить. Необходимо от себя что-то отпустить, иначе оно тебя ест, разрушает, мучает.
- То есть это - не могу молчать ?
- Точнее сказать - не могу не мычать. Не могу молчать - это когда человек знает, что он хочет сказать. Не могу молчать - не могу промолчать! Это социальная потребность. Я же все время веду речь о потребности физиологической и душевной. Они сейчас ценны. В социальном плане промолчать - это высшее достоинство. Иногда хочется кому-нибудь заплатить, чтобы он не говорил.
- Значит, вы говорите о чем-то распирающем, что вам необходимо выпустить вовне ?
- Да. Но дальше вступает в дело профессия. Я вам приведу такой пример. У меня есть друг - танцор. Он встает поутру и танцует, потому что у него в этом есть физическая потребность. Но дальше ему хочется, чтобы он танцевал хорошо, а не плохо. Чтобы он управлял танцем, а не наоборот. И так далее.
- Как вы смотрите на современную нашу литературу ?
- С ней все в порядке. Литература не существует сама по себе, она находится в той же точке, что и общество. В России как в литературоцентричной стране она обществу равна.
- А вы считаете, что Россия остается литературоцентричной ?
- Безусловно. Это онтологическое явление, оно никуда не денется - нет другого способа выражаться.
- Вы хотите сказать, что у нас это записано в ДНК ?
- Да, в социальной ДНК записано.
- Но социум кардинально изменился по сравнению с советскими временами, когда книги были всем. Сейчас - это всего лишь книга .
- Русская литература длиннее любой социальной формации, которая у нас была. Она была после крепостного права, после большевиков, никуда она не денется. Она связана с более глубинными явлениями - этническими, религиозными т.д. В разные эпохи русская литература играла важную роль. Настолько важную, что можно сказать: русская культура - это слово.
Русские художники - второго ряда, русские музыканты - второго ряда, о русских архитекторах я разговаривать вообще не хочу. Русская литература породила словесное высказывание. Если в определенные периоды его нужно поддержать гитарой или синтезатором, это было поддержано, если была необходима визуальная поддержка, появлялись художники-авангардисты, но всегда это было словесное послание. Это никуда не делось, на моей жизни, думаю, никуда не денется.
Литература - это не значки, напечатанные на листе бумаги. Это текст, который будет существовать в разных формах. Он знал книги, журналы, магнитофонные записи, сегодня он знает файлы, завтра появится еще какая-нибудь форма существования. Мы определяем культуру по цитате, по высказыванию, когда все понимают, о какой эпохе или явлении идет речь. Другой памяти у нас нет. Мы помним только слова. Мы не способны повторить ни одну сложную мелодию. Попросите русского человека простучать даже простой мотивчик, это будет первая доля. Он не в состоянии простучать синкопу, у него нет внутреннего ритмического многообразия, какое есть, скажем, у обитателя Ямайки. Такова наша особенность.
Сергей ШАПОВАЛ
"Культура", №47
