Авторы сборника «История понятий, история дискурса, история метафор» обсуждают границы применения лингвистических методов в исторической науке.
Выпущенный издательством "НЛО" сборник написан участниками конференции, прошедшей в Институте Общества Макса Планка в Гёттингене в 1999 году. Несмотря на заковыристое заглавие книги, проблема, побудившая авторов взяться за перо, весьма жизненна, и в первом приближении её можно объяснить на достаточно простых примерах.
Профессиональные переводчики хорошо знают своих «ложных друзей» — слова, звучащие в разных языках почти одинаково, но имеющие разный смысл. Однако трудности возникают и при понимании сообщений из прошлого, которые, казалось бы, совсем не нуждаются в переводе или переведены максимально корректно. К примеру, мало кто из современных немцев помнит, что слово «образование» (Bildung) ещё в XVIII веке обозначало главным образом религиозные познания. Когда же наши современники возводят понятие «гражданское общество» к европейской античности, не каждый держит в голове, что тогдашние граждане владели рабами.
Обычно из российского далёка западная наука кажется монолитной, а для некоторых ещё и непререкаемо авторитетной смысловой конструкцией. Но взяв в руки сборник «История понятий…», мы видим, что описанная проблема с 60-х годов решается по-разному в рамках, по меньшей мере, трёх национальных школ (немецкой, французской и англо-американской). И что представители каждой из этих школ по-своему обращаются к множеству возникших в XX веке лингвистических теорий и разновидностей философии языка.
Представленная в разделе «История понятий» немецкая школа ставит во главу угла не изучение семантики отдельных терминов, но погружает каждое понятие в широкий исторический и социальный контекст. Именно немцы дали миру великолепный образец для подражания — восьмитомный исторический словарь социально-политического языка Германии, созданный по замыслу и при участии основателя школы, Райнхарта Козеллека.
Однако рамки словарной статьи зачастую слишком тесны для исторически-конкретного понятия. Ведь его родная стихия — особого рода политические тексты со своими системами правил и словарями, которые в свою очередь имеют ограниченный срок жизни. В результате необходимым расширением и продолжением истории понятий оказывается «История дискурса» (так называется второй раздел книги), представленная статьями французских и американских авторов. А поскольку весьма популярной разновидностью политической и научной аргументации испокон веков была метафора, в книге появляется ещё один раздел — «История ментальностей».
По ходу обсуждения методологических нюансов многие исследователи приходят к довольно интересным частным выводам. К примеру, Марк Бивир доказывает, что зависимость индивида от дискурса несколько преувеличена. Так что по-бартовски хоронить автора мы, похоже, немного поторопились. Главный же урок истории метафоры, по Лютцу Даннебергу, состоит в том, что формальных критериев для её вычленения не существует: куда важнее при анализе источника оказываются присущие изучаемой эпохе и народу представления о природе вещей, источником знаний о которых нередко могут служить даже теологические трактаты.
Впрочем, есть у этой непростой для восприятия книги и некоторая общая мораль. Судя по всему, она заключается в том, что ни один из обсуждаемых авторами -измов не даёт рецептов, которые автоматически приводили бы историка к научным открытиям. В конечном счёте, это лишь ориентиры. В России — безусловно, очень нужные. Ведь свой фундаментальный исторический словарь политических понятий не повредил бы и нам.
История понятий, история дискурса, история метафор. М.: Новое литературное обозрение, 2010.
Василий Костырко
вторник, 18 мая 2010 года
Источник: http://www.chaskor.ru/article/istoriya_po_ponyatiyam_17368
