«Чекиниться можно онлайн». «А стата есть по проекту?» «Дивайс заюзанный, но еще вполне кульный». Уважаемые читатели, конечно, догадались по кавычкам, что это цитаты. Из моей жизни. А еще на днях меня усердно приглашали на презентацию стартапов в модное коворкинговое пространство. После этого, знаете ли, хочется ввернуть крепкое русское слово. Просто потому что оно родное. Из родного языка.
«По-русски это называется франчайзинг». Подобные фразы приходится произносить преподавателю на курсах делового французского. Простой замены слову «франчайзинг» или «франшиза» в русском языке нет. Но вот надпись «секьюрити» можно было бы заменить на «охранник».
Когда-то я был супервайзером и следил за тем, как подопечные мне промогерлз осуществляли сэмплинг. Знание английского языка – это прекрасно. Оно очень помогает. Например, понимать язык русский.
Вот я прихожу в банк и читаю в договоре: «пролонгация». Мало того что договор напечатан мелким шрифтом на семи листах, так еще и пролонгация. Не будем идеалистами и признаем, что большинство граждан не владеют языком, из которого взято слово prolongation.
Вот я в Москве на совещании, где продавцы рекламы сетуют на сложность работы с ритейлом. Куда делась розничная торговля? Повиляла тейлом и свалила?
Вот я впервые встречаю в прессе слово «селебритис». Звезды померкли, селебритис засияли.
В путеводителе по Стамбулу журнала «Афиши» встречаю «билдинги».
В «Квартальном надзирателе» журнала «Собака.ru» читаю про Таврический сад, где можно заниматься джоггингом. А еще, так понимаю, сайклингом и вокингом (или волкингом, не знаю даже, как транскрибировать).
Впору бить тревогу, хотя голая статистика слегка остужает этот порыв. Навскидку очень трудно говорить о том, каким является процентный состав исконно русских и заимствованных слов. Можно принять во внимание такое соотношение: в современном орфографическом словаре представлено сто восемьдесят тысяч слов, а в словаре иноязычных слов – немногим более двадцати пяти тысяч.
Поскольку читатели «Фонтанки» внимательны к фактам и дико интересуются их источниками, то поспешу сообщить, что данные эти мне предоставила кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института лингвистических исследований РАН Елена Николаевна Геккина.
Кстати, вот еще ее цитата: «Заимствование – это естественный процесс. Как говорит один из известных лингвистов, автор словарей иноязычных слов Леонид Петрович Крысин, «только без паники». Дело в том, что, сколько бы иноязычных слов ни вливалось в наш язык, мы с вами будем использовать только те, которые нам необходимы. Лексика должна быть коммуникативно оправданной. Некоторые из слов – это дань моде. Конторы превратились в офисы. Хотя, кстати, и контора – слово не русское. У нас со многими словами связаны определенные признаки, ассоциации. Слово контора кажется нам советским, а понятие офиса связано с представлениями о престижности, деловитости».
Вот оно! Престижность и деловитость. Поэтому и следует говорить селебритис. Это престижно и деловито. Простите за банальный вывод, но сорняки-англицизмы вырастают на почве повседневности, изрядно удобренной понтами. Понты – главный стимул речевого мусора.
Затрагивая столь болезненную тему, легко прослыть ханжой и лицемером. Всегда найдутся борцы за чистоту родного языка, и зачастую все это граничит с маразмом. Рекомендую посмотреть документальный фильм The Adventure Of English. Оттуда можно вынести, в частности, следующее знание: в Англии в XVI веке некто Джон Чик (John Cheke) развернул кампанию за очищение английского языка от греческих, латинских и французских «сорняков», предлагая говорить crossed вместо crucified, hundreder вместо century.
У нас же соратники Александра Шишкова, против которого сражались карамзинисты, считали, что в основе русской словесности должен лежать церковно-славянский язык, поэтому следует говорить «топталище», а не «тротуар». И, разумеется, не употреблять слов вроде «манкировал» или «пардон», по поводу чего Пушкин писал: «Шишков, прости: не знаю, как перевести». Шишков не простил и передал эстафету славянофилам, предлагавшим поменять «оратора» на «краснослова», «аудиторию» на «слушалище», «калоши» на «мокроступы», «бильярд» на «шарокат». Затем уже
Владимир Даль рекомендовал такие замены некоторых иноязычных слов: «гримаса» – «рожекорча», «гимнастика» – «ловкосила», «горизонт» – «глазоем». В романе Владимира Войновича «Москва 2042» фигурирует писатель Карнавалов (читай – Солженицын), который величает газету «читалкой», а телевизор – «гляделкой».
Начав изучать французский язык, я сначала удивлялся и ужасался на каждом занятии, выясняя истинное происхождение слов «жетон», «кошмар» и даже «галиматья». Конечно, задним умом мы угадываем в них иноязычную структуру, но все равно воспринимаем как родные. «Надев бейсболку, Онегин едет на тусовку» никак не то же самое, что «Надев широкий боливар, Онегин едет на бульвар», но с точки зрения языковых нововведений – из той же серии.
Казалось бы, если уж мы оперируем таким количеством пришлых слов, почему бы не добавить в родную речь сотню-другую англицизмов? И вот здесь хочется забыть про патриотизм, науку и все такое, поскольку существует музыкальность речи. С этой точки зрения русский язык, увы, далеко позади, скажем, итальянского. А теперь произнесите-ка «мерчендайзинг» и «сейлзмен». После них «шедевр» и «комильфо» – бальзам на сердце.
Павел Перец
11.07.2012
