Аналитика

В рамках 7-го Московского книжного фестиваля прошёл круглый стол, посвящённый причинам отсутствия в России доступных, комментированных изданий литературы XIX–XX веков. По мнению организаторов, «в России, в отличие от других европейских стран, классика издаётся выборочно, неполно, и часто без какого-либо сопроводительного аппарата. Фактически, издательства, за редким исключением, удовлетворяют запросы школьников на «одноразовые» книжки по учебной программе. Только отдельные тексты издаются качественно полиграфически и содержательно, силами небольших издательств. Русская классика не представлена в полноте. Важнейшие произведения таких писателей, как Лесков, Короленко, могут быть не представлены вовсе даже в московских книжных магазинах, не говоря уж о провинции».

Ка­ким долж­но быть из­да­ние клас­си­ки, ка­кой ком­мен­та­рий ак­ту­а­лен и при­ем­лем се­го­дня, об­су­ди­ли из­ве­ст­ные фи­ло­ло­ги и пе­да­го­ги – Алек­сандр Ос­по­ват и Дми­т­рий Бак.

Алек­сандр Ос­по­ват. Из­да­ние клас­си­че­с­кой ли­те­ра­ту­ры с не­об­хо­ди­мым по­зна­ва­тель­но-оз­на­ко­ми­тель­ным ком­мен­та­ри­ем – это пред­мет, име­ю­щий не­сколь­ко сто­рон. С од­ной сто­ро­ны, ра­зу­ме­ет­ся, из­да­тель­ст­ву не вы­год­но за­ка­зы­вать кни­ги со сколь­ко-ни­будь по­дроб­ным ком­мен­та­ри­ем, это чи­с­тая ком­мер­ция. Вто­рое (что ме­ня бо­лее ин­те­ре­су­ет) – со­зда­ние об­лег­чён­но­го ком­мен­та­рия (в сло­во «об­лег­чён­ный» я не вкла­ды­ваю ни­ка­ко­го им­пе­ра­тив­но­го от­тен­ка) не­из­беж­но упи­ра­ет­ся в то, что оно долж­но вос­хо­дить к не­ко­то­ро­му се­рь­ёз­но­му, боль­шо­му ака­де­ми­че­с­ко­му ком­мен­та­рию, без ко­то­ро­го со­здать об­лег­чён­ный ва­ри­ант про­сто не­воз­мож­но. А по­дав­ля­ю­щее боль­шин­ст­во тек­с­тов рус­ской клас­си­че­с­кой ли­те­ра­ту­ры не име­ют сколь­ко-ни­будь ос­но­ва­тель­но­го по­яс­ни­тель­но­го со­про­вож­де­ния. И по­это­му воз­ни­ка­ет та­кой па­ра­докс: что­бы из­дать «Вой­ну и мир» с ком­мен­та­ри­ем для чи­та­те­ля, нуж­но иметь ака­де­ми­че­с­кий ком­мен­та­рий к «Вой­не и ми­ру». То же са­мое и с «Ка­пи­тан­ской доч­кой», с Сал­ты­ко­вым-Ще­д­ри­ным и т.д. В боль­шин­ст­ве же слу­ча­ев мы его не име­ем. Вот в этом и со­сто­ит глав­ная про­бле­ма.

Ещё од­на, мо­жет быть, бо­лее спе­ци­аль­ная, но до­воль­но лю­бо­пыт­ная осо­бен­ность этой те­мы за­клю­ча­ет­ся в том, что ни­кто ни­ког­да не мо­жет оп­ре­де­лить ни за­ра­нее, ни пост­фак­тум, что соб­ст­вен­но нуж­но в та­ком «обыч­ном» из­да­нии. Вы­ра­же­ние «про­стой чи­та­тель», к сча­с­тью, уже вы­шло из мо­ды и из оби­хо­да, но во­прос «Что имен­но нуж­но объ­яс­нять чи­та­те­лю?» ос­та­ёт­ся. И мы стал­ки­ва­ем­ся с тем, что обыч­но­му чи­та­те­лю на­до объ­яс­нять при­мер­но то же са­мое и в та­ком же объ­ё­ме, что и спе­ци­а­ли­зи­ро­ван­но­му чи­та­те­лю. Вот, на­при­мер, в «Ка­пи­тан­ской доч­ке» Зу­рин го­во­рит Гри­нё­ву, что на­до, мол, учить­ся «иг­рать на бил­ли­ар­де», «ведь не всё же бить жи­дов». Но де­ло в том, что в 1772 го­ду ни­ка­ких жи­дов Зу­рин в Рос­сии ви­деть не мог. Это сво­е­об­раз­ная, до­воль­но лю­бо­пыт­ная, от­сыл­ка к рус­ско-прус­ской вой­не, где рус­ская ар­мия впер­вые уви­де­ла жи­дов и ве­се­ло с ни­ми рас­прав­ля­лась (там же был и Пу­га­чёв). Но ес­ли это­го не объ­яс­нить, то по­лу­ча­ет­ся, что Зу­рин не­по­нят­но в ка­ких по­хо­дах дол­жен был бить не­по­нят­но ка­ких жи­дов… И та­ких слу­ча­ев ог­ром­ное ко­ли­че­ст­во. Дру­гой при­мер: «Рас­се­ян­ные жи­те­ли сто­ли­цы» в пуш­кин­ской про­зе. Все­гда ли чи­та­тель пой­мёт, что «рас­се­ян­ный» – это не тот, что «с ули­цы Бас­сей­ной»? Все­гда ли чи­та­тель по­ни­ма­ет, что вы­ра­зи­тель­но-не­гра­мот­ные пуш­кин­ские обо­ро­ты (а их до­воль­но мно­го) – это гал­ли­циз­мы? Вот так за­да­ча со­став­ле­ния эле­мен­тар­но­го по­зна­ва­тель­но­го ком­мен­та­рия рас­ши­ря­ет­ся до пре­де­лов ком­мен­та­рия ака­де­ми­че­с­ко­го.

Дми­т­рий Бак. Мне ка­жет­ся, что не все ещё да­же в ака­де­ми­че­с­ком со­об­ще­ст­ве осо­зна­ли тот факт, что XIX век уже не про­шлый, а – по­за­про­ш­лый. Бук­валь­но на мо­их гла­зах (я пре­по­даю двад­цать шесть лет) ко­рен­ным об­ра­зом из­ме­ни­лось от­но­ше­ние сту­ден­тов и во­об­ще со­вре­мен­ни­ков не то что к ре­а­ли­ям тек­с­та, не то что к ка­ким-то ве­щам, тре­бу­ю­щим спе­ци­аль­но­го ком­мен­та­рия, но про­сто к язы­ку и к ре­фе­рент­ным об­ла­с­тям язы­ка. Ни­ког­да не за­бу­ду, как об­суж­дал со сво­и­ми сту­ден­та­ми стро­ку «Нет, лег­че по­сох и су­ма...». Ни один в ау­ди­то­рии се­ми­нар­ской груп­пы не за­по­доз­рил в «су­ме» что-то, свя­зан­ное с сум­кой. Был да­же та­кой эк­зо­ти­че­с­кий ва­ри­ант: «Это, мо­жет быть, «сум­ма»?» Что та­кое «не­мые сто­гны гра­да» – то­же ока­за­лось со­вер­шен­но не­по­нят­ным. Я ду­маю, что это факт очень се­рь­ёз­ный. Сей­час про­изо­ш­ло не­что по­хо­жее на то, что бы­ло в на­ча­ле XIX ве­ка (в по­ру ор­га­ни­за­ции Пуш­кин­ско­го До­ма и на­ча­ла ак­ку­му­ли­ро­ва­ния ру­ко­пи­сей): пи­са­те­ли, быв­шие ещё двад­цать-трид­цать лет на­зад со­вре­мен­ни­ка­ми (Тур­ге­нев и До­сто­ев­ский; уже не Пуш­кин, ко­неч­но), вдруг пре­вра­ти­лись в клас­си­че­с­ких пер­со­на­жей, ко­то­рых нуж­но спе­ци­аль­но изу­чать. Сей­час мы пе­ре­жи­ва­ем мо­мент, ког­да в та­ких пер­со­на­жей пре­вра­ти­лись уже На­бо­ков, Бул­га­ков, Пла­то­нов и т.д. Дей­ст­ви­тель­но, XX век как-то за­стит XIX, XIX век стал, ус­лов­но го­во­ря, тем, чем ког­да-то был XVIII, и т.д. Я ду­маю, есть и тек­с­то­ло­ги­че­с­кие ис­сле­до­ва­ния, ко­то­рые об этом го­во­рят. Са­мо пись­мо, пунк­ту­а­ция, грам­ма­ти­ка – всё это ото­дви­ну­лось очень и очень да­ле­ко. Я со сту­ден­че­с­ких лет не ис­пы­ты­вал ни­ка­ких слож­но­с­тей со ста­рой ор­фо­гра­фи­ей. Да­же тог­да, ког­да ещё не знал, что бу­ду фи­ло­ло­гом. Для ме­ня это бы­ло ещё не так да­ле­ко. Сей­час же всё во­круг нас тол­ка­ет к то­му, что­бы вы­ска­зы­вать­ся про­сто, уни­фи­ци­ро­ван­но. Ком­пью­тер­ная «мыш­ка» – иде­аль­ный при­мер: да­же на­жи­мать ни на что уже не нуж­но, до­ста­точ­но не­дис­крет­но её по­гла­жи­вать. И ны­неш­ние сту­ден­ты, ког­да я пы­та­юсь им втол­ко­вать, за­чем нуж­на бук­ва «ять», не толь­ко её не зна­ют и не по­мнят (мож­но и вы­учить), но про­сто не по­ни­ма­ют, за­чем ус­лож­нять. Ког­да я пы­та­юсь объ­яс­нить, что за бук­вой «ять» су­ще­ст­ву­ет ка­кая-то ре­аль­ность, на ме­ня смо­т­рят боль­ши­ми гла­за­ми. Это са­мое стрем­ле­ние к про­сто­те и уни­фи­ка­ции тол­ка­ет сту­ден­та и во­об­ще лю­бо­го че­ло­ве­ка к то­му, что­бы вка­чать в го­ло­ву про­грам­му – «как пра­виль­но», «как лег­ко». Но с клас­си­кой это­го не по­лу­ча­ет­ся. Со­вре­мен­ный че­ло­век, как это ни па­ра­док­саль­но, при­вык­нув к кноп­кам «enter», «exit» и про­чее, ут­ра­тил на­вык вос­при­я­тия слож­ных тек­с­тов, длин­ных тек­с­тов. По­го­ло­вье на­се­ле­ния, ко­то­рое про­сто спо­соб­но про­чи­тать от кор­ки до кор­ки «Вой­ну и мир», не­у­клон­но сни­жа­ет­ся. Не го­во­ря уже о том, что сей­час ни­кто не об­ра­ща­ет вни­ма­ния на то, что нель­зя «ра­бо­тать» – мож­но толь­ко «слу­жить», нель­зя «на­кор­мить» че­ло­ве­ка – мож­но толь­ко ско­ти­ну и т.д. Всё это уже за пре­де­ла­ми ком­пью­тер­но­го ве­ка, ко­то­рый ни­че­го об­ще­го не име­ет с клас­си­че­с­кой ли­те­ра­ту­рой. По­след­няя ото­дви­ну­та уже в сфе­ру сво­е­го ро­да «па­пи­ро­ло­гии». Че­ло­век, про­фес­си­о­наль­но раз­би­ра­ю­щий­ся в клас­си­ке, сей­час по­до­бен спе­ци­а­ли­с­ту по кли­но­пи­си.

Вто­рое об­сто­я­тель­ст­во, о ко­то­ром я хо­тел ска­зать, со­сто­ит в том, что во мно­гом по­до­рван пре­стиж про­фес­сии. Про­фес­сия фи­ло­ло­га в ис­кон­ном смыс­ле сло­ва ис­че­за­ет. По­это­му очень важ­но на фи­ло­ло­ги­че­с­ких фа­куль­те­тах пре­одо­ле­вать инер­цию, на­ст­ро­ен­ность по­сту­па­ю­щих на то, что­бы всё бы­ло бы­с­т­ро, не­мед­лен­но и сра­зу. По­ди-ка по­си­ди лет двад­цать или бо­лее, как Алек­сандр Ос­по­ват, над ком­мен­та­ри­я­ми од­но­го из про­из­ве­де­ний Пуш­ки­на (той же «Ка­пи­тан­ской доч­ки»)! Ведь не­ко­то­рые смыс­лы и не­ко­то­рые фак­ты мо­гут прид­ти толь­ко че­рез де­сять, двад­цать или трид­цать лет. Не­по­нят­но во­об­ще, как всё это сей­час под­дер­жи­вать. Ведь в со­вет­ское вре­мя (хо­тя я не со­би­ра­юсь по не­му но­с­таль­ги­ро­вать) це­лые ин­сти­ту­ты ра­бо­та­ли на то, что­бы вы­хо­ди­ли боль­шие со­бра­ния со­чи­не­ний. Не бу­дем сей­час под­ни­мать во­прос об их ка­че­ст­ве – оно очень раз­ное, это по­нят­но. По­нят­но и то, что не­ко­то­рые ав­то­ры сов­сем не ком­мен­ти­ро­ва­лись, по­то­му что не при­над­ле­жа­ли к сон­му из­бран­ных, а не­ко­то­рые, как Гер­цен, ком­мен­ти­ро­ва­лись по­дроб­но (и сла­ва бо­гу, что это бы­ло, по­то­му что, ес­ли от­бро­сить всю иде­о­ло­ги­че­с­кую по­до­плё­ку, всё рав­но мно­гое ос­та­нет­ся). Но труд­но не по­ни­мать и то, что сей­час бук­су­ют прак­ти­че­с­ки все пол­ные со­бра­ния со­чи­не­ний.

А.Ос­по­ват. Дей­ст­ви­тель­но, язык, на ко­то­ром го­во­рил Пуш­кин, стал уже – как древ­не­ки­тай­ский, его не по­ни­ма­ют за­ча­с­тую да­же спе­ци­а­ли­с­ты (это нор­маль­но – про­шло мно­го вре­ме­ни). Но для то­го, что­бы по­нять его, важ­но пе­ре­из­дать те за­ме­ча­тель­ные сло­ва­ри, ко­то­рые бы­ли рань­ше. Я, на­при­мер, не мо­гу, го­то­вя по­пу­ляр­ный ком­мен­та­рий, ссы­лать­ся на сло­варь, вы­шед­ший в 1811 го­ду, его ни­кто не ви­дел. И я не мо­гу да­же ссы­лать­ся на за­ме­ча­тель­ное из­да­ние сло­ва­ря Да­ля, где вос­про­из­ве­дён весь за­пас рус­ско­го язы­ка без изъ­я­тий. По­че­му-то ни­кто не пе­ре­из­да­ёт его так, как на­до, – со все­ми вкрап­ле­ни­я­ми не­нор­ма­тив­ной, ска­б­рёз­ной лек­си­ки. Вот это яв­ля­ет­ся про­бле­мой но­мер один. На­до на­чать с то­го, что учить этот рус­ский язык так, как мы учим лю­бой дру­гой чу­жой язык.

Д.Бак. Кро­ме то­го не­об­хо­ди­мо вый­ти хо­тя бы на уро­вень из­да­ния тек­с­тов, ка­ков он был в XIX ве­ке: есть це­лые со­бра­ния со­чи­не­ний, ко­то­рые до сих пор не по­вто­ре­ны и не вос­про­из­ве­де­ны. Я имею в ви­ду не сте­пень ком­мен­ти­ро­ван­но­с­ти, а про­сто объ­ём – се­ми­том­ный Па­на­ев, се­ми­том­ный Дру­жи­нин, Ак­са­ко­вы… Всё это до сих пор не из­да­но. За сто лет, про­шед­шие с на­ча­ла ве­ка, ко­неч­но, на­ука силь­но при­бли­зи­лась к ка­ким-то вы­со­там по­зна­ния ли­те­ра­ту­ры XIX ве­ка, но в том, что ка­са­ет­ся про­сто­го, обыч­но­го чи­та­те­ля, ко­то­рый хо­чет уз­нать что-то, на­хо­дя­ще­е­ся за пер­вым ря­дом, – здесь пол­ный про­вал. Из­да­ние пи­са­те­лей пер­во­го ря­да то­же име­ет ряд про­блем, но даль­ше, за ни­ми – аб­со­лют­ная пу­с­то­та! Ко­го ни возь­ми – гра­фа Со­ло­гу­ба, Ни­ко­лая Фи­лип­по­ви­ча Пав­ло­ва, Ни­ко­лая По­ле­во­го... Это всё ав­то­ры, не ска­жу ог­ром­но­го мас­шта­ба, но ог­ром­но­го зна­че­ния точ­но. И очень важ­ные для вре­ме­ни. От­сю­да по­яв­ля­ет­ся та­кая вы­хо­ло­щен­ная школь­ная кар­ти­на: Пуш­кин-Го­голь-Лер­мон­тов, где-то там Гри­бо­е­дов, Ба­ра­тын­ский и Жу­ков­ский... И всё. А по­смо­т­ри­те во­круг, на­при­мер, сей­час! Нель­зя же на­звать пять пи­са­те­лей? Их – три­с­та пять! Мне труд­но со­по­с­тав­лять ко­ли­че­ст­вен­ные по­ка­за­те­ли, но пи­са­те­лей и в XIX ве­ке бы­ло очень и очень мно­го. Я не го­во­рю, что всех их на­до без раз­бо­ра, не­мед­лен­но пе­ре­из­да­вать, но нуж­но обу­с­т­ра­и­вать ка­кой-то на­ви­га­тор. Это очень важ­но (я все­гда го­во­рю об этом сту­ден­там) – уви­деть мас­штаб чте­ния со­вре­мен­ни­ка, при ко­то­ром вы­хо­ди­ли те или иные кни­ги. Мой лю­би­мый при­мер: лю­ди, в 1846 го­ду от­крыв­шие «Пе­тер­бург­ский сбор­ник», из­дан­ный Не­кра­со­вым, чи­та­ли не тот ро­ман «Бед­ные лю­ди», ко­то­рый чи­та­ем мы. Там бы­ло мно­го раз­ных ав­то­ров под од­ной об­лож­кой, и это был пер­вый слу­чай встре­чи их с До­сто­ев­ским – они не зна­ли, что это тот са­мый ав­тор, ко­то­рый на­пи­сал «Пре­ступ­ле­ние и на­ка­за­ние» и «Бра­тья Ка­ра­ма­зо­вы», и они чи­та­ли прин­ци­пи­аль­но дру­гой текст.

Во­об­ще, я уве­рен, что прой­дёт ка­ких-ни­будь трид­цать лет и на­ши по­том­ки ока­жут­ся в ещё бо­лее раз­ре­жен­ном про­ст­ран­ст­ве, так же как мы ока­за­лись (по мо­им под­счё­там – лет пят­над­цать на­зад) в дру­гом про­ст­ран­ст­ве по от­но­ше­нию к биб­ли­о­те­кам. По­мню, как за­кры­ва­лась «Ле­нин­ка» на ка­кую-то ре­кон­ст­рук­цию, а в это же вре­мя по­явил­ся срав­ни­тель­но де­шё­вый ком­пью­тер. Тог­да я по­нял, что боль­ше не мо­гу, как это бы­ло из го­да в год, при­во­дить сту­ден­тов в биб­ли­о­те­ку и рас­ска­зы­вать, где ка­кой фонд, где ка­кой ка­та­лог. Вы­рос аб­со­лют­ный ба­рь­ер. Я не хо­чу тут вы­сту­пать в ро­ли че­ло­ве­ка, бью­ще­го в ко­ло­ко­ла, но ещё па­ру де­ся­ти­ле­тий и ли­те­ра­ту­ра это­го вре­ме­ни бу­дет от нас от­де­ле­на так же, как древ­не­рус­ская.

А.Ос­по­ват. И не толь­ко древ­не­рус­ская – во­сем­над­ца­тый век уже про­стой чи­та­тель не по­ни­ма­ет, по­то­му что у Кан­те­ми­ра три чет­вер­ти по­эти­че­с­ких кон­ст­рук­ций – ла­ти­низ­мы и ин­вер­сии. (И да­же на­ли­чие за­ме­ча­тель­но­го ком­мен­та­рия Юрия Кон­стан­ти­но­ви­ча Щег­ло­ва к Кан­те­ми­ру про­шло аб­со­лют­но не­за­ме­чен­ным.) XVIII век для со­вре­мен­но­го чи­та­те­ля столь же тру­ден, как ми­т­ро­по­лит Ил­ла­ри­он и кли­но­пись. Пуш­кин ско­ро ста­нет та­ким же. По­это­му на­до го­то­вить сту­ден­тов (и мы дей­ст­ви­тель­но пы­та­ем­ся это де­лать) к то­му, что­бы они чи­та­ли рус­ских клас­си­ков, как на­пи­сан­ных на чу­жом язы­ке. Ведь ког­да ты не по­ни­ма­ешь язы­ка, са­мое опас­ное в том, что ты не осо­зна­ёшь это­го. Чи­тая не за­ду­мы­ва­ясь, ты про­хо­дишь ми­мо все­го, что над­ст­ро­е­но над пер­вым смыс­лом.

Записал Евгений БОГАЧКОВ

"Литературная Россия" №26. 29.06.2012
 

http://www.litrossia.ru/2012/26/07207.html