О.: «Стремительная терминологизация» - вот что, по мнению чиновников от науки, угрожает нашему языку. Они предлагают перетряхнуть специальные словари разных отраслей знаний и оставить в них только то, что «соответствует русскоязычным аналогам».
М.: Ну, попытки бороться с иностранными заимствованиями в российской истории уже предпринимались, «галоши», например, пытались заменить «мокроступами». Только вот "галоши" дошли до наших дней целыми и невредимыми, а "мокроступы" канули в лету.
О.: Как, впрочем, и «субскрибенты» - так называли «подписчиков» на заре российской журналистики. История языка сама все точки над "i" расставляет…
М.: Кто-то, возможно, и не знает, но в русском языке нет ни одного родного слова, начинающегося с буквы "а". Так что «айпад» (или «айпэд») с этой точки зрения ничуть не хуже какого-нибудь милого патриархального «абажура». Как перевести это слово на русский? Это уже второй вопрос, пока мы еще не разобрались с его произношением и написанием. Пока его чаще пишут латиницей: iPad. Но и кириллицей – пробуют, а вот в словарях iPad’а пока что нет.
О.: А «электронно-вычислительной машины» уже нет. Ее заменил компьютер. Не удалось нам повторить подвиг французов, придумавших ordinateur - «упорядочиватель». А сейчас в ходу уже «планшетники». А еще раньше появился в языке «ноутбук».
М.: "Вот ноутбук, - говорит филолог Ефим Рачевский. Взять и написать – «электронный блокнот». Нельзя, потому что "электронный" - тоже не русское слово. И "блокнот" не русское слово! Тогда можно его назвать, наверное, чудный какой-нибудь самописец. Вот это русское слово!».
О.: Но "самописец" неверно, потому что на клавиши нужно пальцами нажимать. Пальцеписец, о, отлично! Чудный пальцеписец! Придумали. Ну, посмотрим, как это приживется…
М.: Да никак не приживется, считает эксперт, и мы с ним, честно говоря, согласны. Как и с другим его утверждением: «Иностранные слова не вредят. Вредят тексты, в которых много непонятного, но не из-за иностранных слова, а из-за того, что там смысла нет». Нет, впрочем, смысла и в некоторых инициативах – и не только у нас, но и зарубежом.
О.: Департамент образования штата Нью-Йорк разослал работникам школ список из 50 слов, которые не должны употребляться в тестах, предлагаемых ученикам начальных классов. Среди слов, попавших под запрет, - «динозавр», «Хэллоуин», «день рождения», «бедность», «рабство», «терроризм», «развод», а также названия болезней.
М.: «Динозавр», по мнению чиновников департамента, может смутить тех, кто не верит в теорию эволюции, «день рождения» может оказаться неприемлемым для детей из среды свидетелей Иеговы, так как они дней рождения не отмечают, а «Хэллоуин» – это рискованная отсылка к язычеству.
О.: «Рабство» может оскорбить маленьких афроамериканцев, «развод» – травмировать учеников из неблагополучных семей, и так далее. Что можно сказать о такого рода мерах с точки зрения языковой политики, лингвистики, социологии и здравого смысла?
М.: Об этом в интервью газете «Взгляд» говорит языковед Максим Кронгауз: «Достижимы ли благие этические цели с помощью таких методов? Здесь есть два соображения. Первое: язык в целом мудрее нас, а «вымарывание» слов, как правило, приводит не к их устранению, а к каким-то непредсказуемым изменениям в языке. Второе: понятно, что детям совершенно не обязательно знать все слова русского или английского языка. В том, чтобы обойтись, скажем, без брани или непристойностей, нет ничего дурного. Важно, кто вводит запрет, на кого он распространяется и чем мотивируется».
О.: В данном случае запрет смешон. Ну, не будет в тестах задач о динозаврах, и что? А если бы не было задач о собаках? Идея политкорректности, доведенная до предела, приводит, считает Кронгауз, к дискриминации большинства. Вопрос в том, ориентируемся ли мы на большинство, пусть и уважая при этом мнения меньшинств, или же мы одинаково уважаем любое мнение независимо от его разумности и от количества его сторонников.
О.: Скорее всего, идея об «изъятии» определенных слов из обихода успеха в обществе ни в России, ни в США иметь не будет. А кстати - В чём разница между русским «успехом» и американским «success»-ом?
М.: Американский success не привязан к роду деятельности, это успех вообще. Его мера - деньги: больше денег — значит, больше успеха. Человек сначала ставит перед собой задачу достичь успеха, а потом выбирает деятельность.
О.: Наш успех иной: у нас первична деятельность, а успех — вторичен. То есть я хочу делать то-то и то-то, стараюсь это делать лучше, и это приносит мне так называемый успех, т.е. деньги, славу и прочие атрибуты.
М.: Американский успех — это деньги и, как следствие, подъём по социальной лестнице.
О.: Какой вариант лучше: русский или американский? – с таким вопросом информационное агентство REX обратилось к авторитетным экспертам. Те посоветовали… заглянуть в толковый словарь.
М.: Итак, успех это: 1) удача в задуманном деле, удачное достижение поставленной цели; 2) признание такой удачи окружающими, общественное одобрение чьих-то достижений; 3) внимание общества к кому-то, признание чьих-то достоинств.
О.: Оказывается, «по определению», успех не возможен без цели. Но опыт показывает, что с этим именно на постсоветской территории - проблема. А ведь в СССР учили верно: цель-действие-результат. Сейчас же популярна иная модель: сначала выстрелить куда-нибудь, а потом подойти к этому месту, нарисовать вокруг него мишень и сказать «я попал».
М.: А все дело в слове «удача», которое можно рассматривать и как «достижение цели», и как «удачное стечение обстоятельств». Вот она, собака, которая зарыта...
О.: Но успех – это еще и «общественное признание». И деньги — его эквивалент. Чем больше людей признали то, что вы делаете, ценным для себя, тем больше денег они вам за это дали, всё просто. Русские умы исковерканы идеями о том, что деньги - это плохо. Вот народ и мучается…
М.: Американцы рассматривают деньги как гарантию свободы жить так, как ты хочешь. И успех рассматривают так же, честно оценивая его в денежном эквиваленте.
О. А русские… «Еще несколько лет назад в русском языке не существовало словосочетания "успешный человек”», - обращает наше внимание лингвист Ирина Левонтина.
М.: Прилагательное "успешный" до недавнего времени можно было употреблять в сочетаниях "успешная деятельность", "успешная работа", "успешные переговоры". И переводчики тогда испытывали большие трудности с английским "successful man": слово "преуспевающий" - не годится, "успешный человек" сказать по-русски совсем нельзя, "состоявшийся человек" - это совсем другое…»
О.: «У Наума Коржавина, - напоминает Ирина, - есть стихотворение, в котором "сэкссэссыфул мэн" записано в дикой транскрипции, с примечанием - "успешливый (а не "успешный"!) человек"… А «преуспевающий» - это было не совсем хорошо. Кто такой преуспевающий адвокат? Грубо говоря, не тот, кто защищает диссидентов, а тот, у кого богатые клиенты и он очень ловко их отмазывает».
М.: «Состоявшийся человек, - продолжает Левонтина, - это, конечно, было хорошо, но не было известно, реализован он социально или нет. Конечно, люди стремились чего-то добиться, гордились успехами детей, но успех не был в числе культурных ценностей. Для нас неудачник - это отчасти человек, который не шел "по трупам" в своей карьере, у него душа, он не поступился чем-то важным и поэтому чего-то не добился».
О.: «Сейчас мы видим, что не только появилось выражение "успешный человек", важно, что сам его смысл трансформировался. В обществе у понятия "неудачник" исчезает ореол симпатичности. Более того, появилось более сильное слово "лузер", которое очень активно употребляется», - заключает Ирина.
М.: А закончим мы этот экскурс в историю «успеха» и «успешности», пожалуй, цитатой из американского писателя Михаэля Дорфмана: «Неизменно человечество возвращалось от единой иерархии ценностей к системам, где сосуществуют разные иерархии, и достижения в одной не означают достижения в других. Эйнштейну приписывают выражение: стремиться надо не к успеху, а к обретению смысла в жизни. И это, наверное, правильно…»
О.: Под этим мы – М.К., О.С. и звукорежиссер… - пожалуй, готовы подписаться.
Говорим по-русски. Радио-альманах. 20.05.2012 11:50
