О том, как в русском языке появляются новые слова, а старые, напротив, теряют исконный смысл, мы побеседовали с доктором филологических наук, заведующим кафедрой русского языка КГУ, профессором Александром Хроленко.
Признаки богатства
– Александр Тимофеевич, вот филолог Михаил Эпштейн считает, что язык наш беднеет, потому что в английском словаре почти 1 миллион слов, тогда как в нашем – всего 150 тысяч. А филолог Алексей Плуцер-Сарно считает, что такие категории к языку неприменимы. Вам чьё мнение ближе?
– Если язык удовлетворяет общество, то он хорош. Кому-то для жизни хватает и 100 слов, кому-то мало и 25 тысяч. На самом деле, если не брать в расчёт деминутивы, то есть уменьшительно-ласкательные слова, то в русском языке будет меньше 100 тысяч слов. Но русский язык тем и отличается от других, что этих деминутивов в нём много. Причём в них почти нет системности, и это один из признаков богатства языка. Меняя структуру слова, мы меняем и отношение. Есть слово шофёр, а есть шоферюга. Согласитесь, совсем другое значение. Русский язык и держится на смыслах, контекстах и образах.
– То есть количество слов в словаре роли не играет?
– В своё время одна американская консалтинговая фирма решила измерить богатство английского языка. Они посчитали все имеющиеся слова, а представители фирмы отслеживали появления новых слов на базе английского в разных странах. Но они считали и слова-уродцы. Например, китайцы придумали английское слово, которое обозначало «короткий перерыв на питьё чая лавочником». Если бы мы пошли таким путём, наш словарь обогатился бы на много тысяч слов. В 2008 году американцы ждали появления миллионного слова, но, по моим данным, так и не дождались.
А можно пойти французским путём, и мне он ближе. Французы очень трепетно относятся к языку. Если в любой стране поощряется, когда иностранец пытается заговорить, хоть и коряво, на местном языке, то у французов иначе. Они считают, что говорить на французском можно либо хорошо, либо никак. И в их словаре меньше 80 тысяч слов.
– Своеобразный языковой протекционизм?
– Да. Кстати, совсем недавно французский язык пополнился новым словом, причём русским. В новом французском словаре есть слово – «malossol». Получилось так, что полюбили французы наши малосольные огурчики.
Язык политики
– То есть язык наш хуже не стал?
– Нужно всегда разграничивать понятия языка и речи. Языку ничего не сделается, это мощнейшая сила. А вот речь может засоряться, охамляться за счёт вульгаризмов и жаргона. Это как одежда: в одной мы идём на вечеринку, в другой в театр, в третьей на ферму. Так и с речью, разные слова уместны в разных компаниях.
– А сколько средний россиянин использует слов?
– 11-13 тысяч, и этих 10% от общего количества вполне достаточно. Многие слова в нашем языке находятся в глубоком пассиве, мы их редко используем. Некоторых слов не знаем, например, в словаре есть слово «номад», которое означает «кочевник».
– Вам нравится, как владеют языком наши политики?
– Не могу предъявить претензий к Медведеву и Путину.
– А как вам выражение Медведева «не надо кошмарить бизнес»?
– Ничего против не имею. Самое главное, что его все поняли, и слово это прижилось. А слова так и образуются, кто-то какой-то окказионализм придумывает, а общество оценивает. Но самое интересное, что в русском словаре есть слово «ужасить», а «кошмарить» нет.
– Есть мнение, Черномырдин так странно говорил, потому что в присутствии журналистов не мог слова привычным матом скреплять.
– Ну, это и недостаточная языковая культура, и работа в тяжёлых, северных «газпромовских» условиях. Если говорить на мате, то забываешь обычную речь. Хотя мат – весьма ёмкая и эмоциональная речь. Был случай, когда специалисты расшифровывали записи «чёрного ящика» с самолёта. Из полученной стенограммы они выкинули весь мат и отправили текст в Москву. Там ничего не поняли. Когда мат вернули на место – всё стало ясно. А Достоевский писал, что как-то встретил на улице группу мастеровых, которые общались при помощи 3 матерных слов и прекрасно понимали друг друга.
– А ведь мат и матом не всегда был.
– Ныне популярное слово на букву «б» раньше означало ошибку. Затем оно приобрело иной смысл – отклонение в вере, а уже потом стало обозначать распутную женщину. И каждый раз, как появлялся новый смысл, старый терялся. А бывает, что место портит слово. Наши предки место для оправления называли «сра..ня», по аналогии со словом «спальня» или «жральня». Со временем слово «запахло». Стали использовать «ватерклозет», потом «сортир», следом слово «уборная», хотя ещё в конце XIX века оно означало комнату, где девушка приводит себя в порядок. Поэтому, если читать у Толстого: «Она, огорчившись, ушла в уборную», не следует думать, что девушку пронесло.
Лечение – книгами
– А интернет-сленг может войти в язык на законных правах?
– Тоже возможно, но на это нужно время. Слово придумывает человек, а общество его оценивает. Идёт своеобразный дрейф языка.
– Почему в русской речи стало так много блатных выражений? Фразу «понты колотить» даже академик поймёт.
– А как могло быть иначе, когда у нас половина страны сидела, а половина охраняла, а потом они менялись местами. На фоне идеологизированной речи, полной канцеляризмов, жаргонизмы смотрелись свежее. Просто потом их стало слишком много в речи.
– Почему русский язык называют великим, да ещё и могучим? И как лечить нашу речь?
– Ну, Тургенев русский язык так назвал, а мы с тех пор его цитируем. Если же серьёзно, то русский язык за счёт богатства обладает потрясающими креативными возможностями. Он обладает высокими эвристическими возможностями, то есть на нём хорошо придумывать что-то, формулировать мысли. А как лечить? Книги читать.
Александр Юров
("Курские известия", Курск)
28.02.2012, 14:07
© Фото: SXC.hu
http://rus.ruvr.ru/2012_02_28/67072391/
