Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Аналитика

16/12/2011

Между митингом и карнавалом

Способен ли полет языковой фантазии, отличавший плакаты митинга на Болотной, дать людям понять, что все происходящее вполне серьезно?
В прошлые выходные я оказалась в Берлине, просто приехали погулять с мужем, давно хотели. А тут митинги. Пожертвовали очередным музеем и пошли к русскому посольству. Народу много, человек 500 (собственно, на столько и рассчитывали). Все молодые, веселые, много плакатов. В 17.00 молодой человек с огромным транспарантом вдруг начал скандировать плачущим голосом: «Вовочка, где моя галочка? Вовочка, где моя галочка?» В толпе захихикали, а кто-то попытался подхватить, но получилось не так артистично. Народ разошелся: «Сейчас на Рейхстаг пойдем!» Кто-то сбегал за предрождественским глинтвейном, чтобы стоять было теплее и веселее. «Ой, не могу! «Чуров, уходи на пенсию и учись на волшебника»!» - схватилась за животики парочка с ребенком. А все это время организаторы и те, кто был поближе к импровизированной сцене, скандировали: «Россия! Выборы! Свобода! Россия! Выборы! Свобода!»


Наблюдая за этим стилевым разнобоем, в котором серьезность требований и претензий так контрастно объединялась со смеховым началом, я поймала себя на том, что и у меня в мыслях возник некий разнобой. Про глупости, совершаемые с серьезным выражением лица, конечно, все знают, но насколько помогает веселый креатив вот в таких случаях? Как говорила моя школьная учительница по математике, не учитывая смысловые нюансы некоторых глаголов: «Ну все дети, пошутили, посмеялись — и кончили». Пошутили, посмеялись — и разошлись. А дальше что? Способен ли этот полет языковой фантазии выполнить свою коммуникативную задачу: дать людям понять, что все происходящее вполне серьезно, призвать задуматься, не быть равнодушными, призвать требовать перемен? А к «несмешным», лишенным креатива лозунгам, по сути, те же, вопросы: способны ли они, простые, как валенок, своим «звериным серьезом» вызвать хоть какую-то реакцию?


Совсем недавно, в августе, я писала колонку про события 91 года. Писала о том, как митинговое пространство того времени стало пространством языкового креатива, импровизации. Лозунги, рифмы, политические частушки рождались прямо там, на ходу. И получались остроумными, язвительными, злободневными.


Человек протестующий образца 2011 года (спустя ровно 20 лет!) тоже вдруг проявил себя великим текстовым фантазером. А Интернет, которого тогда не было, добавил еще одно измерение. Народное митинговое творчество снова рождается прямо на глазах, подзабытый жанр импровизации работает лучше, чем когда-то в КВН.


В ход идут и авторские неологизмы - «Путин, хватит чуровать!»


И игра с цитатами (прецедентные тексты рождаются на глазах) - «Чуров. Спасибо, что смешной»


И обыгрывание особенно актуального в этом сезоне выборного жаргона - «Чуров! Прокати на карусели!»


И неожиданные сочетания - «Даешь честные выборы и пухлых женщин».


И доведение до абсурда - «Верните снежную зиму!»


И игра, например, с жанром объявления - «Продам комод. Спросить Чурова. Скидка 146 процентов».

Словом, уже можно писать диссертацию или хотя бы диплом по языковой игре в коммуникативном пространстве митинга-2011.

Своими сомнениями в действенности всех этих забавностей я поделилась с известным лингвистом, культурологом Владимиром Елистратовым. И он их разделил. «Слово сейчас не воздействует никак, нельзя ничего такого придумать в ближайшие десятилетия, - говорит Елистратов. - Понимаете, тут ни стеб, ни серьез не сработают. Когда человек посмеялся, он разрядился — и ничего не произошло. Это хорошо известная структура карнавала. Чтобы пар выпустить».


По мнению Елистратова, в 90-е годы такого рода креатив действительно был внове. И звал, и воодушевлял. Но не сейчас. «Сейчас уже бессмысленно, - уверен лингвист. - Мы находимся в своеобразной яме, на нас сложно воздействовать. Может быть, через поколение из этой ямы выберемся, и слово снова будет иметь силу».


И еще один важный момент. По мнению Владимира Елистратова, в этой самой «яме» нас держит в том числе и Интернет. Он аннулировал механизм забывания. Нельзя ничем удивить. Словосочетание «хорошо забытое старое» сокращается до одного слова — просто «старое», но не забытое, «забывание» уже невозможно.

Конечно, все это совсем не означает, что креатив и разрядка не нужны. Нужны.


Но, наверное, весь вопрос в текстах, которые рождаются в наших головах после походов на митинги. Если мы, резвясь в фейсбуках, рассказываем друг другу, как было весело, сколько мы видели знакомых и какие смешные были и люди, и плакаты, - пожалуй, из ямы будет выбраться тяжело. А вот если, отсмеявшись над Чуровым, его комодом и «Снимайте меня, я Божена!», мы задумаемся, изменилось ли сегодня что-нибудь и что надо сделать, чтобы изменилось завтра, яма станет чуть помельче.

Ксения Туркова
 

16 декабря 13:03 |

Постоянный адрес статьи: http://mn.ru/columns/20111216/308729346.html
 

© 2010-2011 ФГУП РИА Новости и НП ИД Время