Аналитика

Был та­кой ле­нин­град­ский пи­са­тель, ны­не проч­но за­бы­тый – Бо­рис Ти­мо­фе­ев-Ероп­кин. Всю жизнь он про­бав­лял­ся бас­ня­ми, пе­сен­ны­ми тек­с­та­ми, пла­кат­ны­ми стиш­ка­ми. Под ко­нец Ти­мо­фе­ев-Ероп­кин, ус­пев­ший окон­чить гим­на­зию при ца­ре, на­пи­сал книж­ку «Пра­виль­но ли мы го­во­рим?» – сдер­жан­ный крик в за­щи­ту ве­ли­ко­го и мо­гу­че­го в хру­щёв­скую эпо­ху, ког­да же­ле­зо­бе­тон­ный кан­це­ля­рит скре­щи­вал­ся с мо­ло­дёж­ным жар­го­ном сти­ляг и фар­цов­щи­ков, при­во­дя в от­ча­я­ние пу­ри­с­тов до­ре­во­лю­ци­он­ной за­кал­ки. По­ми­мо стар­че­с­ких се­то­ва­ний на ис­ка­же­ние пра­виль­но­го ли­те­ра­тур­но­го язы­ка, там ма­ло что есть при­ме­ча­тель­но­го. Но один пас­саж впол­не по су­ще­ст­ву – ав­тор ос­то­рож­но кри­ти­ку­ет Ста­лин­ско­го ла­у­ре­а­та Ва­си­лия Ле­бе­де­ва-Ку­ма­ча (спу­с­тя де­сять лет по­сле кон­чи­ны то­го) за не­зна­ние эле­мен­тар­ных ос­нов рус­ской ре­чи. В од­ном из стиш­ков, об­ра­ща­ясь от ли­ца муж­чи­ны, ор­де­но­но­сец пи­шет: «Мой шу­рин – ла­у­ре­ат, мой де­верь – де­пу­тат». Тог­да как де­верь – это брат му­жа. От се­бя до­ба­вим, что ляп осо­бен­но при­ме­ча­тель­ный, по­сколь­ку Ле­бе­дев-Ку­мач ро­дил­ся в се­мье са­пож­ни­ка.

Вы­па­де­ние из оби­хо­да на­зва­ний для обо­зна­че­ния сте­пе­ни род­ст­ва – са­мо по се­бе уди­ви­тель­но, ведь все эти зо­лов­ки и сво­я­че­ни­цы ни­ку­да не ис­чез­ли. Од­но де­ло, ког­да не­по­нят­ны­ми ста­но­вят­ся зна­че­ния су­по­ни или об­луч­ка, дру­гое – ког­да то, что (кто) ре­аль­но про­дол­жа­ет су­ще­ст­во­вать, те­ря­ет своё имя. Ду­маю, что это свя­за­но с тем, что шу­ри­нья, зя­тья и про­чие све­кро­ви име­ли в тра­ди­ци­он­ном об­ще­ст­ве жё­ст­ко за­креп­лён­ные со­ци­аль­ные ро­ли, с ни­ми свя­зы­ва­лись оп­ре­де­лён­ные мо­де­ли по­ве­де­ния. В на­ше же вре­мя каж­дый жи­вёт по сво­е­му ус­мо­т­ре­нию, ма­ло счи­та­ясь с тра­ди­ци­я­ми. Вспо­ми­наю, как я гос­тил в од­ной аме­ри­кан­ской се­мье. Хо­зя­ин всё вре­мя на­зы­вал в раз­го­во­рах со мной свою су­пру­гу по име­ни1. Я спро­сил у не­го – а по­че­му так, а не про­сто «же­на»? Он от­ве­тил, что для них че­ло­век в пер­вую оче­редь – ин­ди­ви­ду­аль­ность, а не со­ци­аль­ная роль.

Вла­ди­мир Вы­соц­кий на­чал пи­сать свои пес­ни на трид­цать лет поз­же, чем Ле­бе­дев-Ку­мач. В от­ли­чие от не­го, он яв­лял­ся уже це­ли­ком про­дук­том со­вет­ской эпо­хи, ког­да язык, ко­то­рый ок­ру­жал его с дет­ст­ва, был пре­дель­но уп­ро­щён – и го­су­дар­ст­вен­ной про­па­ган­дой, не тер­пев­шей слож­но­с­тей и раз­но­об­раз­ных от­тен­ков, и за­си­ль­ем вы­бив­ших­ся на­верх ни­зов, та­щив­ших с со­бой бес­куль­ту­рье и дур­нов­ку­сье вку­пе с пре­тен­зи­я­ми на об­ра­зо­ван­ность. Со­лже­ни­цын не зря на­зы­вал со­вет­скую ин­тел­ли­ген­цию об­ра­зо­ван­щи­ной. В её сре­де ис­кон­ные рус­ские сло­ва бы­ли не в че­с­ти как «му­жиц­кие». И вот в 1973 го­ду Вла­ди­мир Вы­соц­кий, плоть от пло­ти это­го со­ци­аль­но­го слоя, со­чи­ня­ет, быть мо­жет, са­мую из­ве­ст­ную свою пес­ню, «Ди­а­лог у те­ле­ви­зо­ра»:

А тот по­хож – нет, прав­да, Вань, –

На шу­ри­на – та­кая ж пьянь.

Ну нет, ты глянь, нет-нет, ты глянь, –

Я – вправ­ду, Вань!

– По­слу­шай, Зин, не тро­гай шу­ри­на:

Ка­кой ни есть, а он – род­ня, –

Са­ма на­ма­за­на, про­ку­ре­на –

Гля­ди, дож­дёшь­ся у ме­ня!
 

То есть – о чём идёт речь? Же­на ге­роя на­зы­ва­ет вдруг сво­е­го род­но­го бра­та «шу­ри­ном», что, в об­щем-то, из её уст зву­чит стран­но, и вся­че­с­ки его кля­нёт как «пьянь». На­про­тив, муж за­щи­ща­ет бра­та же­ны, и тре­бу­ет от неё его «не тро­гать»! Бо­лее то­го, он объ­яс­ня­ет, что её род­ной брат им при­хо­дит­ся ка­кой-ни­ка­кой род­нёй!

По­нят­но, что Вла­ди­мир Вы­соц­кий, со­чи­няя за­слу­жен­но бес­смерт­ную пес­ню, не осо­бен­но вду­мы­вал­ся в зна­че­ние сло­ва «шу­рин», бо­лее то­го, ско­рее все­го, он его и не знал.

Как го­во­рит­ся, Пла­тон мне друг, но ис­ти­на до­ро­же. Вла­ди­мир Вы­соц­кий не был боль­шим пев­цом, ак­тё­ром, по­этом или му­зы­кан­том. Но на пе­ре­се­че­нии всех этих про­фес­сий он стал ге­ни­аль­ным бар­дом, не зна­ю­щим се­бе рав­ных в рус­ской куль­ту­ре. Мен­таль­но же он пред­став­лял со­бой ти­пич­но­го «ин­тел­ли­ген­та» пер­вых по­сле­ста­лин­ских лет, ког­да сто­лич­ные мо­ло­дые лю­ди с выс­шим об­ра­зо­ва­ни­ем, ув­ле­чён­ные «Хэ­мом» и джа­зом, бы­ли страш­но да­ле­ки от сво­их кор­ней. Ин­те­рес к пра­во­сла­вию, ико­нам и про­стой рус­ской жиз­ни про­снул­ся де­ся­ти­ле­ти­ем поз­же. Вы­соц­кий, чут­кий до на­род­ных на­ст­ро­е­ний, уло­вил этот бу­ду­щий тренд – вспом­ним его «Бань­ку по-бе­ло­му». Но и в этой, и в дру­гих пес­нях Вы­со­кий ос­та­вал­ся не ау­тен­тич­ным, а имен­но – ин­тел­ли­ген­том, спу­с­тив­шим­ся до уров­ня про­сто­го че­ло­ве­ка, и от­то­го не­твёр­до вла­дев­шим его язы­ком, что, впро­чем, ни­как не сни­жа­ет си­лы их воз­дей­ст­вия.

В своё вре­мя тот же Со­лже­ни­цын ру­гал Га­ли­ча, про­цве­тав­ше­го при Ста­ли­не око­ло­ли­те­ра­тур­но­го хал­тур­щи­ка, за пес­ни, на­пи­сан­ные от ли­ца зе­ков и про­чих жертв куль­та лич­но­с­ти. В этом па­т­ри­арх был яв­но не­прав, пе­ре­пу­тав эти­че­с­кое с эс­те­ти­че­с­ким. Га­лич (и Вы­соц­кий) как ху­дож­ник имел пра­во на­деть на се­бя лю­бую ма­с­ку, и петь от её име­ни.

Ли­це­дей­ст­во – оно вне мо­ра­ли, и оце­ни­ва­ет­ся по дру­гой шка­ле. Но вот знать мат­часть, на­по­до­бие «шу­ри­на», ху­дож­ник сло­ва обя­зан.

--------------------------------------------------------------------------------

1 При­ме­ча­тель­но то, что я, как ис­тин­но рус­ский че­ло­век, мо­мен­таль­но за­был, как их зо­вут, ед­ва уе­хав.

--------------------------------------------------------------------------------

Максим АРТЕМЬЕВ
 

"Литературная Россия": №18-19. 13.05.2011
 

http://www.litrossia.ru/2011/18-19/06176.html