Аналитика

Старших всегда волновало, что младшие не умеют говорить «нормально». Младшие же испокон веков придумывали свой язык, жаргон, который «предки» иногда осваивали и усваивали, делая некоторые слова и выражения «своими». «Отцы» и сегодня привычно жалуются, что не понимают даже своих детей.

А на самом деле непонятна не речь молодых. «Дети» ведь сегодня почти не говорят. Язык для них — уже не средство общения, а средство кодирования информации для передачи по электромагнитным каналам.

Да и во «взрослых» словарях за последние двадцать лет изменилось само понятие коммуникации. В «доцифровое» время в энциклопедиях значилось: «Коммуникация (лат. communicatio, от communico — делаю общим, связываю, общаюсь) — общение, обмен мыслями, сведениями, идеями и т.д.» (1). Сегодня общение — уже не синоним коммуникации, которая определяется как некий почти что технический процесс, правда, осуществляемый с определённой целью: «Коммуникация (от лат. communicatio — сообщение, передача). Специфический вид деятельности, содержанием которого является обмен информацией между членами языкового сообщества для достижения взаимопонимания и взаимодействия» (2) . Мы всё время «на связи», то есть, как это формулирует Максим Кронгауз, «висим себе где-то во всеобщем коммуникативном пространстве, скованные одной цепью коммуникаций, связанные одной целью перманентного общения» (3) . Связь не прекращается, а контакта (в далевском смысле общения-приобщения, соединения) всё меньше и меньше. Ну или он другой. Онлайн есть, а офлайн не просматривается.

Сказать, написать или набуквить и наалфавитить ?

Уму взрослых из поколения беби-бумеров непостижимо, как, придя на свидание 14 февраля, в День святого Валентина, восемнадцатилетние влюблённые могут за полтора часа, проведённых за капучино с сердечками, не то что не сказать двух слов, а даже ни разу не поднять от экрана айфона друг на друга глаза. Раздражает, что молодёжь утратила навык мгновенных речевых реакций в стандартных ситуациях: шарахнул дверью метро со всей дури по идущему рядом зазевавшемуся пассажиру — будь добр, извинись, а не ищи растерянно глазами клавишу со спасительным «Enter»… и не тарань людей, устремляясь к выходу, не поинтересовавшись, не разрешат ли они тебе спокойно пройти. Огорчает, что поскользнувшегося в гололёд человека молодые снимают на айфон и помечают его бедственное положение стикером «Ничоси!» — вместо того, чтобы протянуть руку помощи или хотя бы спросить: «Вам помочь?».

Сегодня на улице возможен (пример из личной практики) такой диалог:

— Молодой человек, вы меня уже три раза «подрезали», не проще было попросить уступить вам дорогу?

— (удивлённое молчание)

— Вот если вы на машине или на велосипеде, вы сигналите пешеходу?

— (недоумённо-молчаливое согласие)

— А почему речевыми сигналами не пользуетесь?

— (недоумённо поднятая бровь, адекватная вопросу: «В смысле?»)

— Можно сказать: «Разрешите пройти», «пропустите, пожалуйста», ну или «можно вас обогнать?» — как-то так…

— (раздражённое молчание)…

Нынешние молодые — люди не слова, а дела. В большинстве своём считают обращённую к ним речь вторжением в личное пространство. А наши попытки завязать разговор — свидетельством тоски одиночества, когда «не с кем поговорить». Вот вам и коммуникативный диссонанс, конфликт поколений.

Для них, у которых почти вся жизнь — в телефоне, мы, наверное, что-то вроде виртуального мультперсонажа, покемона или тамагочи, которого можно иногда «подкормить» словами, а если тот вдруг от нехватки коммуникации захиреет, «перезапустить». Кроме шуток, лингвокультурологи уже давно указывают на свойственную цифровой эпохе девиантность в восприятии Другого: все наши эсэмэски, мейлы и посты, даже кому-то адресованные, — это, по большому счёту, разговор с самим собой, самопрезентация. Виртуальность к тому же отнимает у современного человека ответственность перед Другим, свойственную реальному общению, глубину понимания Другого, сопереживание ему, принося тем самым качество общения в жертву количеству контактов (4). Но ведь и отличающиеся неразговорчивостью молодые — Другие. И заслуживают быть понятыми. А для понимания приходится осваивать их способы коммуникации и язык.

X, Y и Z — это не только всем известные символы переменных в математическом уравнении, но и знаки поколений, которым так или иначе приходится договариваться (5). И поколению X, как и нам, беби-бумерам, нужно просто принять факт: «лучшие друзья» и партнёры по коммуникации для У- и, в особенности, Z-поколения — это «ВКонтик», «Инстик» и… телефон.

Чокнутая эсэмэска, скользкое «мыло» и разного рода месседжи

Что такое «мыло», знают все, но пользуются «мылом» по большей части «взрослые». У молодёжи в чести мессенджеры — вотсап, вайбер, телеграм, твиттер, которые стали настолько привычными, что потеряли заглавную букву. Все они живут в телефоне. «Молодые» его так и называют (иногда уточняя, айфон это или смартфон). Жаргонного названия у гаджета нет, это для нас мобила или труба звучали мегакруто, а сегодня телефон есть у всех. И вся жизнь — в нём.

«Чокнутой эсэмэской» называется рингтон — мелодия спецсигнала, возвещающая о приходе сообщения на мобильный телефон. Но если бросить взгляд на экран через плечо подростка (кстати, у них любимое сокращение — это POS: parents other shoulder «родители заглядывают через плечо»), любая эсэмэска покажется «чокнутой».

Слова СМС-языка и наиболее употребительные сокращения уже включены в Оксфордский словарь. В русских словарях такого нет, хотя и в нашем СМС-сленге сокращений немало. Вот только некоторые из них: оч — очень, яп — ясень пень/ясен перец, само собой, ?с — вопрос, !т — ответ.

Порой числа в эсэмэсках заменяют слова. К примеру, в таких выражениях, как 2day (today — сегодня), 4you (for you — для тебя), 10x (ten x — thanks — спасибо). Некоторые послания выглядят более чем загадочно. Например, китаец может закончить эсэмэску числом 88 — знайте, это до свидания: китайцы любят прощаться по-английски, bye-bye, а 8 на китайском произносится как bв. На приглашение отправиться в путешествие можно получить от друга ответ: 35. Это — британское ноу-хау. Число 35 для британских пользователей означает: «нет денег». Оказывается, в лондонском автобусе именно оно высвечивается на дисплее валидатора при введении в него пустой карты оплаты. Можно там увидеть и другое число — 11. Оно означает, что у карты «срок истёк». Если перенять передовой лондонский опыт, можно будет двумя единицами возвещать, что наступил супергипермегадедлайн... А теперь вопрос на засыпку: что означают три буквы XXX? Это и у них, и у нас — знак поцелуя в конце пламенного послания.

«We usd 2 go 2 NY 2C my sis & her ВF». Эта фраза из школьного сочинения на тему «Как я провёл лето» по сети облетела весь мир. И десять закодированных в ней слов его потрясли. Тринадцатилетняя Энн из Шотландии полстраницы исписала такими вот сокращениями, которые переводить и переводить на английский литературный. (Процитированное предложение разворачивается в «We used to go to New York to see my sister and her boyfriend» — «Мы ездили в Нью-Йорк повидать мою сестру и её парня».) Учитель девочки, увидев шифровку, едва не лишился чувств. Но дальше — больше. На «эсэмэсный» язык британские (в хорошем смысле) учёные перевели множество литературных произведений, в том числе — «Гамлета» Шекспира. Знаете, как выглядит «Быть или не быть? Вот в чем вопрос…»? «2 b? Ntb? = ?» (To be or not to be? That is a question). А «dad @ hvn» (в общечеловеческом варианте: Our Father, who art in heaven — Отче наш, сущий на небесех)? Почти что электронное письмо в небесную канцелярию… Русскоязычные «взрослые» от такой краткости впадают в ступор. А вот молодёжь считывает послания на раз, для них это вовсе не «китайская грамота».

По-русски эсэмэски, кстати, выглядят ничуть не лучше. Вот пример диалога, переданного Службой мобильных сообщений:

— T de?

— B 6kole, a 4to?

— DaBai vsTreTumcR! R o4 sosky4.

— R to#e. Ok. 3BoHu. Х. [ ]

— Ты где?

— В школе, а что?

— Давай встретимся! Я очень соскучился.

— Я тоже. Звони, целую.

Вряд ли девушки, получающие послания вида: «Я тя лю!», думают: экономит слоги и усилия — сэкономит потом и на чувствах. Для молодых людей такое письмо — это что-то вроде стенографии: они не пишут, а (есть у них такие жаргонные слова) буквят или алфавитят. А стенографию мы же не будем ругать, скоростное письмо — вещь полезная.

Отсечение слогов, не несущих, с точки зрения автора эсэмэски, смысла — всего лишь один из способов сокращения знаков. Есть и другие: можно выкинуть непроизносимые согласные и дефисы, и получится, что «сонце вышло изза туч». Неважно, как выглядит, главное — погода хорошая! Можно заменять одни буквы на другие. Чтобы получить «о», нужно нажать клавишу три раза, а для «а» придётся в три раза меньше усилий затратить. Вот и… харашо! К счастью, так мало кто пишет, как правило, вместо этого слова используется интернациональное «ОК».

В эсэмэсках всё, в общем-то, «чокнутое». Знаки препинания — не исключение. Вернее, закономерно как раз исключение некоторых из них из оборота. Например, в СМС практически не используется точка: слишком агрессивной она кажется молодым людям, категорически императивной. А ещё из оборота, в том числе из «взрослых» писем, постепенно уходят двоеточия и точки с запятой, уступающие место тире: видимо, напоминают недорисованные смайлы — улыбочку и подмигивание, у которых скобочки не хватает.

Что до посланий по «мылу» и «месседжей», то они всё больше напоминают неуклюжую запись телефонного разговора. Академик Виталий Костомаров называет такие тексты «дисплейными» (6). Даже когда «молодые» взрослеют и становятся деловыми людьми, они с трудом перекодируют разговорную речь в письмо. Почему-то им кажется, что стоит добавить канцеляризмов или заковыристых оборотов типа «сделать можно, но потребуется временной процесс», как бизнес начнет набирать обороты и прибыль многократно возрастёт. Но нет. И это их беда, но не вина. Фокус в том, что устная речь сегодня в обиходе сведена к минимуму, у молодых и довольно наивных носителей языка нет не то что риторических навыков, а просто элементарной речевой практики, которая бы помогала ясно и просто выражать свои мысли, а по возможности ещё и красиво. То, что сеть стала главным речевым пространством, подтверждает и появление целой группы глаголов-«речезаменителей»: гуглить — это всё равно что спрашивать, чатиться — значит беседовать, общаться или болтать, сегодня можно и флудить, оффтопить или флеймить — раньше сказали бы отклоняться от темы, нести вздор (7)  и т.д., и т.п.

Текстинг влияет и на манеру выражаться. В речи становится всё больше шаблонов и всё меньше слов. Если хотите, речь молодых во многом напоминает игру в лего или в кубики, которых в наборе не так уж много.

Эмотиконы и «волшебные» слова

Пожалуй, чаще всего молодёжь «играет» эмотиконами (эмодзи и смайликами) и «волшебными» словами.

Знаки эмоций в виртуальной коммуникации играют особую роль: изначально они помогали отличить переносный смысл от буквального, шутку от «не-шутки», а сегодня уже трудно понять, чем является смайл — знаком препинания или чувства (8). В звучащей офлайн речи эмоциональных знаков ещё меньше, чем в шестисмайловой системе Фейсбука: весь спектр эмоциональных реакций молодых людей выражают амбивалентные (употребляющиеся как со знаком «плюс», так и со знаком «минус») выражения Я в шоке! и Да ладно?! Знакомые преподаватели делятся реакцией студентов на полученную на лекции информацию: Да ладно?! выражает недоверчивое изумление (педагоги учат заменять это восклицание адекватным ситуации: Как интересно!), а когнитивный диссонанс отражает Иди ты! (не преподу, конечно, адресованное, так — брошенное в воздух…). Эти расхожие формулы напоминают эмотиконы-стикеры, вроде уже упомянутого «Ничоси!».

А вот замена полнозначных и ассоциативно эмоциальных слов хештегами имеет прямо противоположный эффект. В именном «шекспировском» поезде, курсировавшем в московском метро с осени 2016 года, именно молодёжи были адресованы #ум, #честь, #совесть, #дружба, #любовь. Но «взрослые» просчитались: хоть в фокусе внимания и были «шекспировские страсти», хештеги почти каламбурно превращали слова в нечто виртуально-бесстрастное, и неслучайно в порядке компенсации на стенах вагонов замелькали смайлики.

Эмодзи, напоминающие детские рисунки, молодые люди используют в переписке не только друг с другом, но и со старшими по возрасту и положению. Картинка, увы, не умиляет, если не соблюдаются этикетные нормы вежливости: «Мне надо сдать зачёт по русскому. Где и когда? Маша», а где же «волшебные» слова?! — возмущается «взрослый». Ни «здрасьте» тебе, ни «до свидания», об уважении даже мечтать не приходится. А условная Маша просто не знает, как надо. И если и пытается узнать, то опять же в сети.

А там можно разжиться джентльменским набором «волшебных слов», обязательных для любого вежливого человека: здравствуйте, до свидания, извините, спасибо, пожалуйста, иногда с комментарием: «Ежедневное употребление в своем лексиконе этих слов говорит о хороших манерах и высокой нравственности» (9). Чувствуете аналогию? «Приклеил» смайлик — улыбнулся, прицепил «волшебное» слово — и ты уже вежлив.

«Здравствуйте!» для молодых уже стало универсальным знаком вежливости: с него они начинают письма, просьбу указать дорогу, хотя этикет требует иных, уже почти забытых форм. А как же без «здравствуйте»? — искренне недоумевает поколение Z, действительно не зная (да и не желая узнать) — как. А теперь появилось новое «волшебство»: в любой школьной или студенческой столовой слышно: Можно, пожалуйста, булочку/кофе... и т. п. Русской же этикетной нормой предусмотрены либо вопрос: Можно мне кофе с булочкой?, либо просьба: Мне, пожалуйста, булочку к кофе. Модное «можно пожалуйста» — это ведь калька с английского May I please, по-видимому, вначале буквально переведённого в каком-то молодёжном сериале, а с экрана уже получившего «путёвку в жизнь». «Английскость», точнее «нерусскость» этого, оборота молодыми людьми не ощущается, на вопрос, почему они так говорят, обычно следует ответ: так вежливее.

Демаркационная линия между поколениями проходит и между вы и Вы. Молодым «фиолетово», что по правилам выбор строчной или прописной буквы определяется числом адресатов. Их обращение «на Вы» заставляет почувствовать себя… восьмидесятилетними тётками. За тёток обидно, конечно. Но се ля ви. Молодые к возрасту никогда, в общем-то, почтения не испытывали. А в «старики» записывали и сорокалетних.

«Они говорят на каком-то птичьем языке…»

Подростки всегда и везде придумывали свой язык. И у старшего поколения это традиционно вызывало недовольство.

Молодёжный сленг обычно воспринимается «старшими» как надругательство над языком, ведущим историю от Пушкина; кроме того, он вызывает раздражение своей непонятностью. А почему бы не попытаться выучить этот язык? Ведь язык — это не повод к раздорам, а база для диалога.

Очень чуткая к любым языковым изменениям и осваивающая молодёжный жаргон в диалогах с собственными детьми, языковед Ирина Левонтина называет три причины возникновения молодёжного «наречия»: во-первых, оно позволяет отгородиться от мира взрослых; во-вторых, в большей мере соответствует меняющейся реальности — язык подростков более гибок, быстрее реагирует на изменения; в-третьих, жаргон знаменует важный этап в овладении молодым человеком родным языком: «К подростковому возрасту ему хочется уже по-настоящему его освоить, почувствовать, что это родной язык, что он им именно владеет, а для этого ему нужно как-то язык помять, порастягивать, посмотреть, где его границы растяжимости», — замечает Левонтина (10).

Молодёжный жаргон трудно «ухватить за хвост»: его носители вырастают, и он меняется, у каждого поколения — свои словесные «пароли». Помнится, мы легко доказывали щебетавшим на своём «птичьем» дочерям (не менявшим жаргонного регистра даже в разговоре со взрослыми), что и сами не лыком шиты и тайного языка не чужды, переходив на жаргон 1980-х: «Ну ладно, кончайте пасти ёжиков! Как, вы не знаете, что это? Да то же самое, что стричь фонтанчики!» (11). А можно было бы просто сказать: «Хватит дурака валять!», но это было бы не так круто.

«Круто» — это слово поколения X. У Y-ов всё уже было «кульно» (от англ. cool). А для поколения Z высший знак одобрения — «сасно» (от англ. sassy): «сасный» (изначально «дерзкий, нахальный») значит «классный, прикольный, зашибенский».

Мы овладевали «олбанским» и выражали свои эмоции странными словами «ржунимагу» и «пацталом». Потом появился LOL (laughing out loud) «смеюсь в голос». Сейчас уже начали «рофлить» — от ROFL (rolling over the floor laughing) «кататься по полу от смеха».

Нет и непроницаемой границы между языками поколений: «Какие-то модели, которые становятся очень популярными, часто выходят за пределы подросткового сленга и попадают во взрослую речь» (12), — с Ириной Левонтиной трудно не согласиться.

Кроме того, в молодёжном жаргоне и взрослой речи действуют одни и те же тенденции.

Например, довольно много слов приходит к молодым из блатного, тюремно-лагерного жаргона.

В лихие 1990-е можно было услышать, что на двоечника в школе наезжает учительница, грозя лишить аттестата, а потом разборку с провинившимся дома начинали родители. Хотя не все к своим детям были строги. Довелось подслушать, как один старшеклассник хвастался другому, что мама, чтобы спасти от наездов за прогулы, его «крышует», то есть пишет записку, что чаду нездоровилось. Приятель слушал с завистью: его предки в таких случаях кидали — бросали бедняжку на произвол судьбы и директора. Мальчики и девочки в 1990-е писали друг другу на уроках не записки, а «малявы», так на блатном жаргоне именуют «письма на волю», ну а после уроков они не назначали свиданий, а просто, как представители преступных группировок, «забивали стрелку». И не говорили, а преимущественно базарили.

У «взрослых» базар — это разговор. Или слова, за которые отвечать приходится. В студенческом и школьном жаргоне 2000-х (13) это многозначное слово. Базар — это ответ на поставленный учителем вопрос: «Ты слышал мой базар? Я же всё правильно ответил. За что трояк?». Гнать базар значит отвечать урок. А у студентов базар — это лекция. Например, «базар по языкозу» им «реально мозги выворачивает». В зоне идиоматики оказываются ангельский (т. е. англйский) базар и русский базар, который (слышал бы Тургенев!) «один в кайф, крутой, пацанский, отпадный».

В словарь 2005 года попал и баклан. На тюремном жаргоне — неопытный вор, мелкий спекулянт или осуждённый за хулиганство. А в молодёжном баклан — это просто придурок. Или бакалавр. А может, и студент-практикант. Бакланить же значит просто о чём-то разговаривать. Ноу криминалити, как говорил В. Мутко.

Зашквар, заменивший в языке молодых отстой, тоже из криминального мира. Зашкваренный значит опущенный, но вряд ли этот смысл считывается носителями молодёжного жаргона. Зашквар подхватили и взрослые, называя так что-то компрометирующее, наносящее урон репутации.

Почему так много «блатняка» в юных устах?

Возможно, мальчики и девочки просто не осознают, из какого источника черпают эти словечки. Как в массе считают пресловутый «блин» не эвфемизмом, а чем-то вроде междометия «упс» (или «ой»).

А может, сказывается тяга молодых к запретному, к «плохим словам». Иначе зачем называть ОБЖ — Ёбажо, биологию — ебиологией, экзамен — жопой и жопняком, опыт превращать в жопыт и экскремент, а Шопена — в Жопена?

Или возьмём заимствования. Не секрет, что у «взрослых» уже давно в ходу рунглиш, русский как английский. И много в их речи не только английских слов, но и калек: книги от авторов бестселлеров, фильмы от создателей блокбастеров, всё это — from the makers of… абсолютно (инадо бы сказать «точно, наверняка», но язык привык выговаривать absolutely). Вот и у молодёжи сплошные кальки и аналитизм, о чём опять-таки говорит Левонтина: мы не про деньги — явная калька с английского «we are not about money», и эта модель сейчас действительно популярна; а еще «го» вдруг стало фигурировать во фразах типа «го туса» (а не «го на тусу»), «го Китай на часок» (а не «го на Китай-город») (14). То и дело поднимаемый «взрослыми» хайп позаимствован ими у «молодых», любителей хайпануть, «потусить на модной волне». И в рекламном призыве «захайпись кофе» чудится что-то детское, но не ванильное, а коричное.

Наконец, взрослые перешли от сложных вопросов к трудным, а теперь и к тяжёлым, поменяв модель осмысления действительности. Ну а молодые в поисках ответов на вопросы сначала пытались догнать, потом втыкали, а сейчас уже стараются втащить и затащить — приложить усилие к получению результата. Вот вам и «невыносимая тяжесть бытия», с которой каждый справляется по-своему, но в чём-то похоже.

Как и при переводе с иностранных языков, при переходе с «взрослого» на молодёжный могут подвести «ложные друзья переводчика».

Например, ватник. Популярный интернет-мем, ироническое прозвище русских «ура-патриотов». А в школьном и студенческом жаргоне ватник — это нудный препод, или же школа, где каждый день одно и то же, и так одиннадцать лет (от ватный — «утомительный, скучный»).

Когда «взрослые» собираются вздрогнуть, у них есть что выпить (и это не кока-кола). А у «молодых» вздрогнем! — это всего лишь призыв выполнить какое-то упражнение или сложное задание.

Голь перекатная в мире взрослых — это беднота, люди, вынужденные в поисках заработка менять место жительства, работу, занятие. В мире юных — студент, переписывающий чужие конспекты.

И, кстати, дурь — это не наркотик, как взрослые могли бы подумать, а теорема, которую не всегда легко доказать.

А языковая мода? Молодёжь становится её жертвой чаще, чем старшие поколения.

Не так давно в моде были ми-ми-ми, няшность и кавайность, заимствованные из японских аниме. Кавайные няшки произвели революцию в русском словообразовании: исконный суффикс -ашк-/-яшк- пал в борьбе с героями «Сейлор Мун», оставив всем нам «няшный вкус» во вкусняшках для стройняшек (15).

Что сейчас в тренде? Уменьшительность, которой «взрослые» уже переболели. Кроме ВКонтика и Инстика (впрочем, у последнего есть и брутальные имена инста и инстач) в ходу спосик (вариация общечеловеческого спасибо), варик (вариант по-молодёжному), а целуются мальчики с девочками сейчас не в подъезде, а в подике. И эта модель весьма популярна (16).

В общем, всё как у взрослых.

Школа жизни, или Легко ли быть молодым

Словари молодёжного жаргона обычно составляются «старшими», учёными, которые годятся подопытным как минимум в «отцы», если не в «дедушки». Поэтому они неизбежно отстают от жизни молодых, хотя в этих словарях есть немало интересного.

Например, слова так называемого общего жаргона, переходящие из поколения в поколение… на протяжении веков.

Или «переплывающие», как всем знакомый лох. В словаре Даля есть и «лох, лоховес, разиня, шалапай (на офенском: мужик, крестьянин вообще)», и «сёмга, лосось, облоховившийся по выметке икры». За вторым значением следует описание, как «лосось подымается с моря по речкам, а выметав икру, идёт ещё выше и становится в омуты, чтобы переболеть; мясо белеет, плеск из черни переходит в серебристость, подо ртом вырастает хрящеватый крюк, вся рыба теряет весу иногда наполовину и называется лохом». В общем, как бедного больного лосося можно брать буквально голыми руками, так и разиню-простака просто грех на чём-то не «поймать», — вот как думали, наверное, офени, бродячие торговцы, придумавшие свой тайный язык. Что же можно сегодня найти в словарях арго? Во-первых, самого лоха, «жертву обманов и афер, нового дурака в противовес новому русскому», «человека, не достигшего успеха в какой-либо сфере деятельности». Во-вторых, рядом с лухой, по Далю, «глупой бабой, дурищей, дурындой», появилась лохиня, «дура, растяпа, недотёпа». В-третьих, народ придумал лохо­трон — игру, лотерею, в ходе которой путём обмана у участников игры выманивают деньги. В-четвёртых, парк общественного транспорта пополнили лоховозы, перевозящие тех, кто не в силах заработать на крутую тачку. В-пятых, в стране и в словарях появились лоходромы — места, где лохов просто пруд пруди!

А тусовка? Слово это принято связывать с карточным термином «тасовать» — мешать карты в колоде, беспорядочно их перемещая. И похоже, у него довольно давняя история.

В рассказе Бунина «Братья» рикша, например, «подхватил оглобли и понёсся вперёд, поминутно пощёлкивая звонком, прикреплённым на конце оглобли, и тасуясь с пешеходами, арбами и другими рикшами, бегущими взад и вперёд». У поэта Бенедиктова есть строчки про поля для гольфа Английского клуба: «Тасуясь над зеленью этих полей, Немало по ним ходит дам, королей…» — эта «тасовка» уже ближе к тусовке. Пушкин, «наше всё», тоже, по его собственному свидетельству, время от времени тасовался с друзьями, переходя от одного к другому, от одной темы к другой.

Забавно, что старый глагол употребляется в описании тусовок и сегодня. На сайте «Люди» можно найти рассказ о детстве популярной актрисы Кэмерон Диас: оказывается, «она проводила много времени, тасуясь с толпой подростков на скейтбордах».

У тусовки были и есть синонимы: сабантуй, сейшн, парти… Сегодня тусовкой называют не только «шумное сборище», многолюдную встречу, «развлекуху», но и постоянно встречающихся друг с другом (в том числе — на каких-то мероприятиях) людей, некие «объединения» по возрасту, по профессии, по политическим взглядам, по интересам… В «русском тусовочном» есть и ещё одно значение у этого слова: тусовка — это элита.

Даже интересно, что бы сказала современная молодёжь, если бы на тусовку (тус, тусу, тусняк, тусню, тусень, тусель или тусон, выбирайте любой синоним) завалился добрый приятель и заговорил пушкинским слогом:

               Товарищ милый, друг прямой,

                                Тряхнём дружнее руку,

               Оставим в чаше круговой

                                Педантам сродну скуку:

               Не в первый раз с тобой мы пьём,

                                Не в первый и бранимся;

               Но чашу дружества нальём —

                                И снова помиримся.

               С тобой тасуясь без чинов,

                                Люблю тебя душою —

               Наполни кружку до краёв, —

                                Рассудок, бог с тобою!..

И ещё интереснее: спросили бы, услышав это, «отцы» с Пушкина за коверканье русского языка?

Новое в молодёжном жаргоне — иногда всего лишь хорошо забытое старое.

А подлинно новое в нём видят те, кто сам говорит на этом «птичьем языке». Молодой преподаватель и исследователь Полина Ухова решила составить речевой портрет своих сверстников из России и Франции, сравнив две картины мира, стоящие за их языком. Получилось, например, что наши больше внимания уделяют дружбе и дружеской беседе, а друг, товарищ, приятель и одноклассник для них — разные люди, со своими собственными жаргонными прозвищами. У наших почти нет жаргонных слов, выражающих раздражение и недовольство, а французы обходят вниманием технику. Трепетно и те и другие относятся к человеку, дружбе, красоте и любви, а отрицательно — к учебному процессу, глупости и всякого рода безобразиям. В целом молодые люди выглядят, если судить по словам, вполне симпатично: «Так, русский человек — душевный, придающий большое значение таким вечным ценностям, как дружба, семья и человеческие отношения; эстет, внимательно относящийся к внешнему виду, всё время стремящийся к совершенству. Молодой француз — уверенный в себе, знающий себе цену, индивидуалист, всегда готовый отстаивать свои права и бороться за права других, любит критиковать. Легко идёт на контакт с людьми, но так же легко и отпускает их из своей жизни. Комфорт во всех сферах жизнедеятельности для него в приоритете» (17). Даже поругать не за что.

И язык они не коверкают, а творчески развивают. Креативят, придумывая названия тому, чем живут.

Вот школа, например, кому дом родной, а кому и дом ужасов или преисподняя; а ещё аквариум и зверинец, бордель и богадельня, проходной двор и зона, острог, тюрьма, концлагерь «Улыбка» или монастырь; но по большей части дурдом, дурилка, дурик, дурка, дурильник, креза и шиза.

Директор — авторитет, бугор или главарь, киллер, антикиллер и терминатор, великий деспот, Иван Грозный, фюрер и феодал, король джунглей и царь зверей, зоркий сокол, удав или скунс, а также дир-дир, дирижабль, дуремар, доставала, директор дурдома и почему-то бабуля, мамка и важная тётя. Директор с завучем — это Герасим с Му-му, Дама с собачкой, Слон и Моська, Хорь и Калиныч, Чук и Гек, Чип и Дейл. Педсостав — сборище вампиров, школьный ОМОН, клуб знатоков… Ботаниками и ботанаторами называют отличников (ботать, кстати, не на фене болтать, а прилежно учить уроки), а ботанофилами — учителей, постоянно повышающих квалификацию. А сколько прозвищ у двойки! Бабан, банан, баран и баранка, батон, галка, гусь, дуля, дунька, кекс, крючок, подзатыльник, сладкая парочка… Двойка по алгебре: синусы подкосились, двойка по истории: взрыв в Китае, двойка по русскому: рашн парашн, двойка за подсказку: горе от ума…

Много в учебном процессе и сказочного: например, горынычи в драконате. Тут, кажется, и без перевода всё понятно (18).

Среда порой определяет языковое сознание и направление переноса смысла. Забекарить — словечко из музыкальных училищ. Бекар — знак отмены диеза или бемоля. Забекарить значит «пропустись репетицию».

А забемолеть? Тут уже важен зрительный образ: бемоль напоминает человека с животиком. Значит, забемолеть можно, забеременев.

А залететь? Вот тут не угадали. Это пусть «взрослые» залетают случайно, не по любви. А «молодые», залетев, получают «неуд». И… висящую тяжким бременем пересдачу. Или аборт — работу над ошибками.

Сегодня, помимо языковых игр и «шалостей», молодых серьёзно волнует вопрос гендерного равноправия. Девушки лет 15–16-ти всерьёз возмущаются тем, что у нас даже такое важное слово, как человек, —мужского рода. И требуют включить в словари человеку: именно человека, с их точки зрения, звучит гордо. Девы эти задумываются о своей речи, старательно подбирают слова, строят фразы по всем синтаксическим правилам и чувствуют себя от этого элитками и отчасти геройками.

Думается, они имеют на это право. Потому что даже во взрослом мире человекой быть нелегко.

1 Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В.Н. Ярцева. М.: Советская энциклопедия, 1990. С. 233.

2 Азимов Э.Г., Щукин А.Н. Новый словарь методических терминов и понятий (теория и практика обучения языкам). М.: ИКАР, 2009. С. 106.

3 Кронгауз М.А. Самоучитель олбанского. М.: АСТ: CORPUS, 2013. С. 355–356.

4 Баева Л.В. Виртуальная коммуникация: классификация и специфика // Изв. Сарат. ун-та. Нов. серия. Сер. Философия. Психология. Педагогика. 2014. Т. 14, вып. 4. С. 5–10.

5 Давыдова А. Поколения X, Y, Z. Отличия и особенности. URL: https://zen.yandex.ru/ media/id/5ba3d1889202e100a9d72c06/pokoleniia-x-y-z-otlichiia-i-osobennosti-5bd4a7ebc1416b00ac140679 (дата обращения: 07.02.2019); Колб Л. Особенности трёх последних поколений X, Y и Z: как они живут. URL: http://analitikaru.ru/2014/06/23/osobennosti-trex-poslednix-pokolenij-xy-i-z-kak-oni-zhivut/ (дата обращения: 07.02.2019).

6 Костомаров В. Г. Дисплейный текст как форма сетевого общения // Russian Language Journal. 2010. Vol. 60. P. 142.

7 Тупицына Е. Говорить можно по-разному… URL: https://echo.msk.ru/programs/speakrus/2088110-echo/ (дата обращения: 07.02.2019).

8 Кронгауз М. А. Указ. соч. С. 153–164.

9 Вежливый человек — какой он? URL: http://fb.ru/article/238132/vejlivyiy-chelovek—-kakoy-on-kachestva-vejlivogo-cheloveka (дата обращения: 07.02.2019).

10 «Ща инстик чекну и го»: почему молодёжь коверкает язык до неузнаваемости. Интервью К. Кнорре-Дмитриевой с И. Левонтиной. URL: https://www.pravmir.ru/shha-instik-cheknu-i-go-pochemu-molodezh-koverkaet-yazyik-do-neuznavaemosti/ (дата обращения: 07.02.2019).

11 Юганов И., Юганова Ф. Словарь русского сленга. М.: Метатекст, 1997. С. 163 и 212.

12 Интервью К. Кнорре-Дмитриевой с И. Левонтиной.

13 Вальтер Х. и др. Толковый словарь русского школьного и студенческого жаргона: около 5000 слов и выражений. М.: Астрель-АСТ-Транзиткнига, 2005.

14 Интервью К. Кнорре-Дмитриевой с И. Левонтиной.

15 Северская О.И. Вкусняшки для стройняшек: актуализация словообразовательной модели или новый её фасон // Мода в языке и коммуникации. Сборник статей / Сост. и отв. ред. Л.Л. Фёдорова. М.: РГГУ, 2014. С. 154–165.

16 Интервью К. Кнорре-Дмитриевой с И. Левонтиной.

17 Ухова П.С. Структурно-семантические характеристики студенческого сленга (на материале русского и французского языков). Диссертация кандидата филологических наук. Ярославль: ЯрГПУ, 2017. С. 175.

18 Все примеры из «Толкового словаря русского школьного и студенческого жаргона» Х. Вальтера.