Аналитика

Страх за обеднение родного языка основывается на мифологизации нормы, её незыблемости, на представлении о том, что существует некий «правильный» язык, а любые отступления от него преступны.

Разумеется, опора на эту мифологему, например, современный молодежный сленг, ставит его в разряд даже не комильфо, а языкового варварства. Однако давайте себе сознаемся, перебрав в памяти,  как часто мы говорим: «рухнул с дуба», «ясен пень», «выпадаю в осадок» или «крошить батоны»? Если мы будем последовательны, то поймём, что не все, далеко не все молодежные образные выражения смело врываются в русский язык. Они либо вырастают из молодежной субкультуры и становятся новыми русскими фразеологизмами, либо уходят в небытие как не прошедшие проверку временем. Поэтому смею утверждать, молодежный сленг или иностранные заимствования не портят речь, они ее развивают.

Конечно, когда вместо «оставь сообщение» слышишь «оставь месседж» или «кинь месседж», это кого-то напрягает, кого-то застаёт врасплох. Но ведь уже можно услышать и образ: «Уловил месседж?» Тем и хорош русский язык, что он на слух воспринимает моду на слова. И носит их, примеривая годами. В конце концов, если «месседж» приживётся в русском языке, что сомнительно, то по одной причине – он, как опробованная пара качественной обуви, удобен его носителям.   

Чего не могу сказать о вале спортивных терминов, словообразование которых не подчиняется ни законам языка, ни основам логики. Наверное, спортивные комментаторы  полагают, что «кросс чекинг» звучит умно, но ведь есть чёткий, очень понятный русский аналог – толчок клюшкой. И уж совсем не поддается слуховому восприятию, тем более желанию повторить, когда произносят «шутинг» вместо стрельбы. Или «Джамайка» вместо «Ямайка». Тогда почему мы всё ещё говорим «Париж» и «Рим»?

Эти издержки проникновения в русский язык бессмысленных по сути англицизмов потому и допустимы, что мы имеем дело едва ли не с обвальным падением коммуникативной компетенции носителей русского языка. Как среди молодого поколения, так и тех, кто искренне полагает, что говорит на хорошем русском языке. Лишь один  пример. На одном из главных телеканалов страны, известный телеведущий говорит о политике-тяжеловесе: «Недюжий силач». Так и хочется уподобиться учителю начальных классов: «Дети, откроем словарь. Там написано: недюжий – заурядный».

Другой медийный штамп – «вернуться к родным пенатам». Тут уже словарём для школьника не обойдешься. Как человеку с высшим образованием объяснить, что образное выражение «вернуться в родные пенаты» - это часть общего культурного пространства, которое мы образуем и развиваем, если этими устоявшимися выражениями пользуемся правильно, либо разрушаем, позволяя себе говорить небрежно?

Так за падением коммуникативной компетенции носителей русского языка, следует неизбежное падание языковой компетенции. Вместе эти два сложных процесса действительно могут размывать культурный код русского языка. И потому норма литературного русского языка частью его охранителей начинает пониматься как нечто абсолютное и незыблемое. Более того, отход от нормы воспринимается как «засорение», «порча» языка. И по их логике для спасения родной речи необходимо всячески защищать эту норму, неукоснительно следовать ей всегда и всюду.

Теоретические представления о том, что динамична как норма, так и сами принципы кодификации языка, ничего не меняют - рациональность не разрушает миф. В качестве примера приведу случай, имевший место на семинаре преподавателей русского языка в Латвии, в Риге. Открывал мероприятие сотрудник российского посольства, который произнёс дежурную речь о значимости русского языка и необходимости его сохранения во всей полноте и богатстве. При этом дипломат поделился своими впечатлениями о встречах с эмигрантами первой волны, которые, несмотря на преклонный возраст и оторванность от России, сохраняют «прекрасный, правильный (было произнесено именно это слово) русский язык, в отличие от нас». Тут чиновник грустно посмотрел на сидящих в зале.

Говоривший вряд ли задумывался над тем, что должно называться «правильным» русским языком, каковы критерии этой правильности и, соответственно, неправильности. «Правильный» язык, по его и не только его мнению, – это нечто изначальное и вечное, он существует вне нас, мы можем лишь пытаться овладеть частью предлагаемых им богатств. Надо заметить, что разговоры о превосходстве речи эмигрантов мне доводилось слышать не раз. Справедливости ради надо заметить, что у этого мифологического представления есть и рациональное объяснение. Всё же еще недавно овладение родным языком в отечественной школе осуществлялось на примере текстов классической литературы XIX века, поэтому архаизированная речь эмигрантов многими воспринимается как наиболее близкая к идеалу.

Однако потому и богат русский язык, что он не застыл в развитии, а насыщается новыми звуками и новыми словами, образными выражениями непрерывно. Вот где-то в этой вечно меняющейся субстанции и живет правильный русский язык. Но открывается он только тем и тогда, когда к нему относятся как к себе – с пониманием или желанием понять.

Ведь, например, «Левша» Лескова, «Тихий Дон» Шолохова или «Котлован» Платонова, не так давно включённые в школьную программу, далеки от эталонного русского языка и даже от принятой литературной нормы. В них как раз широко представлены языковые единицы и структуры, находящиеся за пределами литературной нормы. Так что, может,  не изучать признанные во всем мире литературные шедевры?

Мой вопрос не риторичен. Он, скорее, призывает к полемике, что способствует творческому развитию русского языка. Более того, я вовсе не являюсь сторонником полного релятивизма, отказа от норм и правил, лишь констатирую мифологическую абсолютизацию нормы, проявления которой можно видеть на самых разных уровнях. Вот она сдерживает развитие русского языка и косвенно способствует его засорению всеми теми издержками новаций, которые всегда и всюду сопровождают творческое развитие.

Но я не ставлю своей целью подробное изучение бытующих лингвистических мифов, я также не пытаюсь добиться того, чтобы общество отказалось от мифов и обратилось к «правильному» пониманию сути вещей. Я лишь стараюсь в общих чертах обозначить тот мифологический фон, на котором сегодня разгораются ожесточенные споры по вопросам социолингвистики и языковой политики, ведущиеся на самых разных уровнях нашего общества.

11.03.2015
Дмитрий Гудков

Фонд «Русский мир»