В сегодняшней России очереди обычно выстраиваются к кассам супермаркетов, и покупатели стоят в них с заполненными тележками – этим Россия мало чем отличается от других стран. А вот в советское время очередь была явлением особым, для описания которого и слова нужны были особые.
На полках магазинов обычно лежали «неходовые», то есть не пользующиеся спросом товары. Если же в продаже появлялось что-то действительно нужное, то за этим тут же выстраивалась очередь. Эта ситуация описывалась при помощи глаголов «давать» или «выбрасывать» (сокращенная форма разговорного выражения «Выбросили в продажу»): «В булочной кофе дают!» или «В универмаге джинсы выбросили!». Популярным был анекдот, в котором женщина, увидев очередь, подходит к ее концу и спрашивает: «Кто последний?» – и тут же: «А что дают?». Эта ситуация, впрочем, была не так уж далека от реальности: ведь советские люди, даже специально не собираясь за покупками, на всякий случай носили с собой помещавшуюся в карман сетчатую сумку, которая еще в 30-е годы с легкой руки известного эстрадного сатирика Аркадия Райкина получила название «авоська» – от старого русского слова «авось», которое можно перевести как «А вдруг?». При этом сам факт наличия очереди означал, что «дают» действительно нечто нужное – и если «дают», то нужно брать.
Неотлучно стоять в очереди было необязательно: очередь можно было просто «занять». Человек спрашивал: «Кто последний?» – и, получив ответ, говорил последнему: «Я буду за Вами», после чего считалось вполне допустимым уйти на неопределенное время, сохраняя право на место в очереди. Оставшийся в очереди «последний» должен был предупредить следующего подошедшего, что, например, «За мной еще занимала женщина в желтой кофте» и подтверждать ее право на очередь, даже если она появилась только в тот момент, когда ее очередь подошла.
Те товары, которых не хватало на всех, назывались «дефицитом». В 70-80-е годы заработная плата постоянно росла, денег у людей становилось все больше, поэтому все более или менее ценное быстро раскупалось и, соответственно, сфера «дефицита» расширялась. Этим воспользовались работники торговли, которые поняли, что возможность распоряжаться «дефицитом» предоставляет им особые социальные привилегии, и стали продавать товар «с черного хода», «налево». Покупатели, в свою очередь, заводили личные знакомства с продавцами, чтобы купить что-то, минуя прилавок. Такое действие именовалось уже другим глаголом: «достать» – это означало заполучить нечто, отсутствующее в свободной продаже. За возможность что-то «достать» обычно расплачивались не просто деньгами, а какой-либо другой, также имеющей отношение к «дефициту» услугой. Такая система отношений описывалась популярной поговоркой «Ты – мне, я – тебе»; при этом те, кто включался в цепочку такого «левого» обмена, были лично заинтересованы в том, чтобы «дефицита» становилось больше.
Тем не менее хотя бы часть товара магазинам нужно было отправлять в свободную продажу. И когда становилось известно, что в магазин поступила партия «дефицита» (например, тех же джинсов) и утром «дефицит» начнут продавать, то очередь возникала еще вечером – а чтобы люди не стояли в очереди всю ночь, составлялись «списки». Каждый желающий мог записаться в очередь, получив при этом персональный номер – который часто, чтобы не забыть, записывали на руке.
Обязательным ритуалом подобной очереди была так называемая «перекличка»: в назначенный час все должны были зафиксировать личное присутствие, прокричав в ответ на номер свою фамилию. Понятно, что чем меньше был номер, тем выше была вероятность нужный товар приобрести, а стопроцентный успех был при этом гарантирован только тем, кто эти списки составлял и вел, – то есть стихийным лидерам-организаторам.
В середине 80-х российский писатель Владимир Сорокин написал роман «Очередь» (опубликованный только в 90-х). Роман полностью состоит из реплик персонажей, стоящих в очереди, и исключительно точно реконструирует атмосферу этого социального явления. Сегодня, во времена товарного изобилия, классический «советский» тип очереди за «дефицитом» со «списками» и «перекличками» уже неактуален; и тем не менее что-то осталось. Так, в муниципальных поликлиниках перед кабинетом врача часто возникают конфликты по поводу того, как должна строиться очередь: по времени, указанному в талоне («по записи»), либо в порядке прихода («живая»). Впрочем, некоторые банки с недавнего времени успешно внедряют в своих отделениях электронную систему выдачи талонов, получаемых клиентом при входе в банк, – что делает очередь виртуальной и независимой от межличностных человеческих отношений.
И не утихает давняя дискуссия по поводу того, в какой форме желающий присоединиться к «живой» очереди должен задавать вопрос: «Кто последний?» или «Кто крайний?». В советское время нормативной была только первая форма; вторая же считалась проявлением провинциальности и некультурности. Сегодня приверженцы второй формы перешли в наступление, утверждая, что слово «последний» имеет пренебрежительный оттенок (ведь это тот, кто в самом конце) – и обращаться так к человеку значит его унижать. Есть и другие аргументы: летчики, например, никогда не говорят «последний рейс» из суеверия (чтобы рейс не стал «самым последним»). И тем не менее и сегодня чаще можно услышать именно «Кто последний? Я за Вами».
А в заключение актуальная история из интернета, оценить которую можно, принимая во внимание то, что в российских мужских сообществах принадлежность к геям ставит мужчину на низшую ступень групповой иерархии. В одном автосервисе, где автомобили выстраивались в очередь на обслуживание, постоянно появлялись клиенты на дорогих марках, пытавшиеся проехать без очереди. Однако в один прекрасный день это прекратилось. Когда работников сервиса спросили, как им это удалось, они ответили, что просто повесили объявление: «Водители нетрадиционной сексуальной ориентации обслуживаются вне очереди».
Алексей Михеев
Английская (сокращенная) версия:
http://rbth.ru/blogs/2013/10/03/recalling_the_soviet_past_line_deficit_string_bag_30493.html
