О. – Что бы такое почитать о русском языке? Чтобы и не скучно, и полезно. Этот вопрос нам часто задают.
М. – Мы по мере возможности на него отвечаем. А сегодня хотим это сделать с помощью рекомендаций Максима Кронгауза – уж к ним-то вы точно прислушаетесь.
О. – Можно, конечно, и на английском что-нибудь почитать… но как бы это не оказалось вредным.
М. – Почему – поймете чуть позже. Пока – о русском языке.
О. – Языковед Максим Кронгауз на сайте Постнаука.ру рассказывает о пяти книгах, которые не только рекомендует, но и сам перечитывает с удовольствием. По словам нашего коллеги, к ним вполне приложим эпитет «классические», а если добавить пафоса, то это вообще книги-легенды. Три из них популярные, две – научные. Но (и это редчайший случай) даже две монографии может с удовольствием читать или просматривать неспециалист. С них Кронгауз и начинает.
М. – Сергей Карцевский, «Язык, война и революция». Эта небольшая книга вышла в Берлине в 1923 году. В ней - необычайно интересные наблюдения над изменением русского языка в начале двадцатого века, а точнее – с 1905 года. Автор в ту пору уже эмигрант, и это позволяет ему быть более откровенным, чем языковедам, которые жили в Советском Союзе.
О. - Именно Сергей Карцевский, например, сохранил для нас всевозможные названия ЧК: от чрезвычайки, чайки и черезчурки до Верочки (Всероссийская ЧК), Манечки и Эмочки (Московская ЧК).
М. - И это от него мы узнали, что выражение «Вера Михайловна» означало высшую меру наказания, а «умереть от угрызения совести» – быть расстрелянным.
О. – Книга Карцевского читается с огромным интересом, доступна для всех, уверен Кронгауз.
М. – Собственно, так же, как еще одна монография – Афанасия Селищева, под названием «Язык революционной эпохи. Из наблюдений над русским языком (1917–1926)». До сих пор она остается самым полным описанием тогдашнего языка.
О. – При этом русский описывается на фоне французского языка XVII–XVIII вв., что позволяет увидеть поразительные аналогии. В советское время книга хранилась в спецхране, и трудно даже понять, почему автора не посадили сразу. Приведем одну цитату, которую сам Афанасий Матвеевич Селищев приводит как цитату из газеты «Рабочая Москва»: «Недаром некоторые поговаривают: – Говорит непонятно – значит, большевик…».
М. - Селищева все-таки арестовали в 1934 году по делу «Российской национальной партии» и осудили на пять лет лагерей. На свободу он вышел совершенно больной, но досрочно – в 1937 году. Умер в 1942-м. И книга его – выдающийся памятник эпохе и русскому языку того времени.
О. – А вот Корней Чуковский, книга «Живой как жизнь». Кронгауз называет ее своей самой любимой книгой о русском языке. Писатель, переводчик, критик, - он понимал язык так, как понимают его лингвисты, и это поистине удивительно. Он не ужасался неграмотности окружающих, ошибкам молодежи и т.п. (или, по крайней мере, не только ужасался), но сознавал неизбежность изменений языка и его норм. М. – При этом многие мысли и слова Чуковского кажутся написанными о нашем времени. Например: «Но вот миновали годы, и я, в свою очередь, стал стариком. Теперь по моему возрасту и мне полагается ненавидеть слова, которые введены в нашу речь молодежью, и вопить о порче языка. Тем более что на меня, как на всякого моего современника, сразу в два-три года нахлынуло больше слов, чем на моих дедов и прадедов за последние два с половиной столетия» (напомним, что книга вышла в свет в 1962 году).
О. - А вот Чуковский не ненавидит… Хотя нет, кое-что все-таки ненавидит. И для этого ненавидимого им объекта он придумал термин, который пережил свое время и используется до сих пор – «канцелярит» (собственно, так называется одна из глав его книги).
М. – Как мы пообещали, книг будет пять. О двух оставшихся – через две минуты, после того, как мы ненадолго переключимся на проблему другого великого языка – английского.
О. – Как, и у него проблемы?
М. - Использование английского в качестве общепринятого языка научного общения принесло ученым из Великобритании, США и других англоговорящих стран не только преимущества, но и проблемы, пишет Лента.ру. Специалист по научному переводу и геолог Скотт Монтгомери выпустил книгу «Нуждается ли наука в глобальном языке?». ОН указал там на серьезные проблемы, которые встали перед англоговорящими учеными.
О. - По мнению Монтгомери, изначальное владение английским языком на высоком уровне дает ложное чувство собственного превосходства. Исследователи, которым не надо изучать иностранный язык для публикации своих работ, приобретают, конечно, дополнительное время, но взамен теряют возможность читать статьи на других языках.
М. – Ну да, ведь специалисты из других стран могут в итоге писать и читать на английском, но сохраняют возможность доступа к информации на своих языках. Исследователь приводит в качестве примера работу вирусологов: когда в Китае происходят вспышки птичьего гриппа, значительная часть важнейших сведений публикуется сперва на китайском. Монтгомери говорит на японском, французском и немецком вдобавок к английскому, но считает не менее важным знание китайского и испанского языков.
О. – И еще: в условиях, когда большая часть ученых использует английский язык, безупречность грамматики или фонетики становится не так уж важна: все равно многие из участников международных конференций не смогут оценить разницы.
М. - Английский язык, по мнению Монтгомери, стал денационализированным языком науки. Ученый подчеркивает, что без освоения английского какая-либо страна не может на развитие науки, но при этом англоговорящие исследователи зря отказываются от изучения других языков.
О. – Почему бы, например, англоязычным ученым не выучить со временем и русский язык? Например, с помощью книг переводчицы Норы Галь.
М. – Нора Галь, переводчица с английского и французского, литературный критик, редактор, обладающий прекрасным языковым вкусом. Это ее книгу под названием «Слово живое и мертвое» языковед Максим Кронгауз включает в пятерку своих любимых книг о языке. Как и Корней Чуковский, Нора Галь подробно разбирает речевые неточности или ошибки и очень четко ставит диагноз. Но, в отличие от Чуковского, почти никогда этих ошибок не прощает.
О. – Может быть, именно поэтому книга «Слово живое и мертвое» так близка многим читателям с филологическим образованием и вообще интеллигентным людям. Ведь язык, как мы знаем, отличный инструмент установления социальной иерархии, и знание литературной нормы, безупречный языковой вкус возносят культурного человека на вершину социальной пирамиды.
М. - А вот лингвист (даже не лишенный языкового вкуса) почему-то сопротивляется и норовит вставить хотя бы одно «но», замечает Кронгауз! Ему крайне важно, что по-русски можно говорить и писать по-разному, и это разнообразие не сводится к единому «правильному» стилю. Именно это разнообразие дает возможность языку изменяться, так что неправильное становится правильным и наоборот. О чем, собственно, и писал Чуковский.
О. – И, наконец, еще одна книга-легенда, хотя и менее известная, чем уже обсужденные. Михаил Панов, «И все-таки она хорошая». Книга написана выдающимся лингвистом и рассчитана на массового читателя. Сегодня лингвисты довольно часто пишут популярные книги (мы-то это хорошо знаем, правда?), но в своем поколении Панов был, по-видимому, единственным.
М. – Кронгауз вообще называет его первопроходцем. В отличие от многих лингвистов, он любил писать понятно и увлекательно, порой удивляя читателя. У него, безусловно, был литературный дар. Его книга начинается с чудесной фразы: «Я знаю, что многие из моих читателей плохо относятся к орфографии».
О. – Собственно, эта фраза и название книги описывают ее содержание: автор объясняет читателю, почему можно и нужно любить русскую орфографию. И еще – его популярные книги интересно читать и взрослым, и детям.
М. – Мы – Ольга Северская, Марина Королева и звукорежиссер…… - надеемся, что для слушателей «Говорим по-русски» возраст тоже значения не имеет. Язык – наш общий, он для всех.
О. – Спасибо сайтам Postnauka.ru и Lenta.ru – и до встречи!
Говорим по-русски. Радио-альманах "Эхо Москвы"
8.09.2013
