Между страной отправления и страной прибытия есть третье пространство, в котором оказываются все эмигранты. Это зона одиночества, это блеск и нищета двуязычия, богатство и проклятие поликультурности.
Спросите, чувствую ли я себя финном? Нет. Русским? Нет. Может быть, я человек без родины?
Мы, иммигранты первого поколения, уже не те, но еще и не эти. Даже несмотря на двуязычие многих из нас (или именно вследствие?), мы не финны и не русские. Мы между. Кто мы – экзотические цветы без корней, приговоренные завянуть, или сорняки, успешно захватывающие новые пространства? Или мы формируем какую-то свою, отдельную грядку?
Третье пространство означает отрыв от дуализма, жестких противоположностей. В нашем случае такой парой является «финн-русский». В третьем пространстве противопоставление стирается и на смену формулы «или-или» приходит «и то, и другое». Проблема переходит от противопоставления и разграничения к взаимовлиянию.
Характерно, что идентичность уже не определяется по одному этническому или культурному признаку. Двойная идентичность эмигранта формируется как страной отправления, так и страной прибытия. В лучшем случае там (или здесь) рождается нечто новое. Третье пространство есть зона, в которой подвергшийся перемене человек может осознать кто он, где он и куда идет.
Встреча с неведомым и погружение в третье пространство есть всегда очень персональный, даже интимный опыт. Правил нет, законов нет. Единственное, чего стоит придерживаться, это готовность выслушать другого, постараться понять.
Этнически и культурно гомогенное финское общество столкнулось лишь в последние десятилетия с явлением поликультурности. Финское общество еще не готово к этому, финны еще не осознали, что с увеличением иммиграции они и сами оказываются все больше в третьем пространстве, на стыке, на перекрестке.
Переехав в Финляндию, иммигрант попадает в ситуацию, в которой его этническая или, вернее, биологическая финскость не значит ничего. Все решают язык, культура и социальные навыки. Этническая финскость остается в тени культурной русскости. Многие ингерманландцы под давлением внешней оценки начинают чувствовать себя русскими. К какой-то стае надо прибиться, и раз «в финны не гожусь», то лучше «буду русским». Парадокс продолжается: чувствовавший себя нерусским в России становится русским за границей.
Двуязычие и поликультурность всегда приветствуются на официальном уровне, их обогащающее влияние декларируется обществом. В повседневной и реальной жизни дело обстоит зачастую прямо противоположным образом, знаю это по собственному опыту как в Финляндии, так и в России. Поликультурность мыслится как богатство для преобладающей культуры. Большинство предполагает, что меньшинства нужны для увеселения своей экзотической культурой, для обогащения культуры большинства. Меньшинства же не хотят роли шута, для них поликультурность зачастую проклятие, они хотят освободиться от него, слиться, забыть.
Мы знаем, как за пределами туристических центров финны косятся, когда рядом кто-то радостно и громко болтает на фарси или русском. Иммигранты не говорят по-русски публично, во всяком случае за пределами столичного региона. Те кто говорит по-русски на улице, - это либо туристы, либо студенты. Если к иммигранту приезжают гости из России, их просят не говорить по-русски на лестнице и на балконе. Русских не встретишь в барах и пабах, во всяком случае там, где они живут: ведь веселящиеся в ресторане русские — это, конечно же, бандиты, наркодилеры, которые гуляют на темные деньги. Так могут подумать. Поэтому лучше молчать, не выделяться, а прятаться, сливаться. Сомалиец не может спрятаться, поэтому ему нет смысла и молчать.
Беда русских в Финляндии в том, что они не экзотичны для финнов. Они знакомы, внешне не выделяются. Не поют и не пляшут. Да и что значит поликультурность для двуязычных не музыкантов? Способность мимикрировать? Возможность выпить за Иисуса Христа и 25 декабря, и 7 января?
Истинное двуязычие предполагает активное использование двух языков в повседневной практике. В моем случае, да и у большинства двуязычных, так не происходит. Живя в Финляндии, читая только финскую прессу, я теряю живой контакт с развивающимся русским языком, особенно языком культурного общения. Интернет учит только языку школоты.
Скажу честно: финскому я не учился ни дня, и поэтому ВСЕ ЕЩЕ делаю ошибки. Русскому учился долго, но УЖЕ начинаю делать ошибки. И все же, несмотря на то, что я пишу на финском, значение русского для меня неоценимо.
На русский переведено гораздо больше мировой литературы, чем на финский. Для меня нет разницы, на каком языке я читал Рабле, я не помню. Двуязычие делает язык-носитель неважным, в памяти сохраняется содержание, мысли, образы, а не слова. Оперируя в своих писаниях разными авторами, я часто опираюсь на то, что читал по-русски, и даже не предполагаю, что этого по-фински просто нет.
Двуязычие порождает неожиданные и свежие образы, метафоры и даже повороты сюжета. Двуязычие дает новые возможности не только в языковой палитре, но и в образе мыслей героев, в их мировосприятии, поскольку используемый язык во многом определяет сознание говорящего.
Двуязычие русского вызывает у просвещенной части общества восхищение и зависть (о, ты читал в подлиннике Толстого и Достоевского!), но с другой стороны недоумение и подозрение: если ты русский, то как это ты выучил так хорошо финский? Этот вопрос задавали моей матери. Она ответила, что она выучила, наоборот, русский, который впервые услышала в возрасте девяти лет в Сибири.
У двуязычия есть и своя изнанка. Двуязычие ведет к смешению языков: как есть уже «американский финский» и «петрозаводский финский», так начинает формироваться и «хельсинкский русский». Реальная повседневность определяет выбор слов, средства массовой информации закрепляют термины в подсознании, и уже трудно подобрать русское слово для определения того или иного явления. Я не знаю, что такое браузер, но я знаю, что такое осойтериви.
Так часто вместо совершенного владения двумя языками можно наблюдать обратное – потерю первого языка в его первозданном виде, возникновения некоего разговорного полу-языка и даже неспособность выражать свои мысли внятно при помощи только одного языка. Двуязычие становится как бы вынужденным.
Трудно сказать, нужно ли нам ужасаться новому языку или радоваться. Во всяком случае слушать его весело, для тех кто понимает. Вот вам для примера стихотворение Сергея Куликова, иммигранта из Тампере:
У нас всего пальон, есть даже тили с раха.
И бумцы-енцы-бум нам не даёт скучать.
От олут с маккарой лишь розовеет ряха,
И нету больше сил цвести и процветать.
У минуллы всё есть в мун дорогой Суоми,
И всем доволен я, но, в общем-то, не рад:
Пожар войны горит в оставленном мной доме,
А совесть заправил всё пребывает в коме,
У минуллы всё есть, но нет пути назад.
(Прим.: пальон – много, тили – счет, раха – деньги, олут – пиво, маккара – колбаса, минулла – у меня, мун – моя)
Арви Пертту
25.04.2013
http://vedkar.ru/blog/articles/4821/dvujaz
