Ключевое слово этой недели – "узник". 15 марта 45 российских интеллектуалов и деятелей культуры направили в международную правозащитную организацию Amnesty International письмо с просьбой признать Михаила Ходорковского и Платона Лебедева узниками совести.
И вот вопрос профессору МГУ Анатолию Баранову:
– Хотя слово "узник" является прямым синонимом к "арестанту" и "заключенному", тем не менее всегда предполагается некоторое к нему сочувствие. Нельзя, например, сказать "узник, осужденный за изнасилование", но говорят – узники режима, узники совести, узники концлагерей. А в принципе широко ли применяются в политической лексике вот эти старые архаизированные слова высокого стиля?
– Это и для политической лексики, и для языка СМИ вполне типично, особенно для языка СМИ. Дело в том, что язык СМИ выполняет две основных функции. Это функция коммуникативная, то есть передача какой-то информация, и воздействие или экспрессия, когда мы хотим одновременно с передачей информации выразить какую-то позицию человека, журналиста, который описывает соответствующее событие. Поэтому использование таких слов очень типично.
Кроме того язык, при том, что он стремится в некоторых случаях экономить форму выражения, но в некоторых случаях, наоборот, он стремится что-то дифференцировать. Такие тенденции действуют и в одну сторону, и в другую, и к экономии, и к тому, чтобы различать то, что вроде бы одинаково. Например, часто вместо "машина скорой помощи" говорят "карета скорой помощи", хотя никаких "карет" и в помине уже нет. Тем не менее, используется "карета". Или, например, слово "блюститель", хотя оно тоже из старого фонда русского языка, из старой лексики, тем не менее, используется для обозначения полицейских или милиции – говорят "блюститель порядка".
Но в некоторых случаях эти слова используются и для передачи позитивного содержания. Поэтому мы можем сказать "работник", а можно сказать "деятель" – явно с таким положительным оттенком.
Что же касается устойчивого выражения "узник совести" – оно не является чисто русским. Это калька с английского. Как термин он был введен организацией Amnesty International в 60-х годах прошлого века, и с тех пор используется по отношению к людям, которые из-за своих убеждений находятся в заключении.
– Калька-то калька, но этот перевод мог выглядеть и как "заключенные совести" или "арестанты совести", однако было избрано слово "узник".
– Избрали более ярко окрашенное слово, старинное. Слово "узник" имеет один и тот же корень, что и слово "узы".
– И "узилище" тоже.
– И "узилище". И в древнерусском языке были "узы", то есть "оковы", и в старославянском языке было близкое слово с тем же значением.
– Смотрите, тут помимо языкового чутья, подсказывающего выбор синонима, за этим словом еще встает большой пласт русской культуры. Сразу вспоминаются одноименные стихотворения "Узник" – и у Пушкина, и у Лермонтова – и много чего еще.
– Эта явная связь есть, но она уже вторична. Во многих случаях так получается, что старые слова выражают более высокие понятия. Рассмотрим пару "град" и "город". "Град" – это старославянский вариант, а "город" – это древнерусский вариант, который был скорее разговорный. "Град" – это книжное, научное. Многими лингвистами было описано это явление диглоссии, когда в Древней Руси говорили практически на двух языках. Один язык использовался по отношению к сфере науки, литературы и религии, а второй язык был обыденный. И вот это разведение и оставило за словами типа "град", "око" такой высокий оттенок. Слово "узник", хотя оно было и в древнерусском, и в старославянском, в современном языке тоже сохранило печать высокого стиля. Кстати, в отличие от иноязычного "арестанта", слово "заключенный" тоже чисто русское. Там все морфемы русские, тем не менее, мы видим такое же стилистическое разведение. "Заключенный" – совершенно нейтральное слово.
-20.03.2011 09:09
Лиля Пальвелева
-------------------------------------------------------------------------------
Радио Свобода © 2011 RFE/RL, Inc. | Все права защищены.
http://www.svobodanews.ru/content/article/2343603.html
