В старом рассказе Айзека Азимова офицер, по совету компьютера-прорицателя сменивший первую букву фамилии с Z на S, сделал блестящую карьеру: кто-то наверху истолковал этот шаг как «нежелание быть последним» и решил поощрить такое стремление. Любая смена имени – вещь отнюдь не шуточная. А у нас их готовится сразу две: милиция становится полицией, президенты этнических республик – то ли имамами, то ли еще кем. Результаты, ожидаемые в этих двух случаях, вроде как диаметрально противоположны: переименование в полицейских произойдет по новому закону, который призван изменить весь характер нынешней милиции, изменение же наименования руководителей исполнительной власти субъектов Федерации, напротив, ничего сущностного изменить не должно. Но имя – материя непростая, обладающая своей магией и мистикой…
Отказ от названия «милиция» нельзя не приветствовать, хотя он опоздал как минимум на 92 года. «Милицией» - т.е. добровольным ополчением граждан с целью охраны правопорядка она пробыла с марта 1917 (декрет Временного правительства) до мая 1918 (постановление коллегии НКВД, вводившее «постоянный штат лиц»). Далее советский режим, а по инерции – российский и несколько «СНГ-эшных» применяли это имя к органам, ничего «милицейского» (как это слово понимает русский и большинство языков, воспринявших этот латинский термин) в себе не имевшим. Удивляться тут нечему. Ведь и «Советской» Россия тоже перестала быть достаточно давно. Советы как специфически формируемые органы самоуправления превратились в слабый придаток к тоталитарной диктатуре одной партии не позднее марта 1921 (утопленное в крови Кронштадтское восстание), т.е. СССР в реальном значении этого слова «советским» никогда и не был, а был коммунистическим. Господа большевики здорово умели подменять понятия, чтобы придать себе облик близких к народу демократов. Демократическая политика должна быть реальной – a для этого, в том числе, надо уметь называть вещи своими именами. Так что названия «милиция» ни капельки не жалко. Главное здесь опасение – что имя сменится, а милиция останется – т.е. новый закон не создаст достаточных стимулов и механизмов для искоренения тех пороков, которыми поражена нынешняя правоохранительная система. То, что закон вынесен на обсуждение в Интернете, внушает оптимизм: поток откликов указывает на эти пороки и предлагает способы их преодоления – это беспрецедентно. То, что на это обсуждение отводится всего месяц, а потом - не дай Господь - начнут «гнать» процедуру его принятия парламентом к какой-нибудь красной дате – этот оптимизм серьезно подрывает. Смена имени – вещь слишком серьезная, чтобы быть дискредитированной. Слабо надеюсь, что законодатели прочувствуют: провала в реализации именно этого закона им могут не простить избиратели.
С наименованием глав республик история другая. Конечно, возникшее из низов «президентского корпуса» движение за отмену употребления наименования «президент» выглядит вполне демократически: некоторые от этого титула отказались уже давно, теперь еще один заявил об этом, обзвонил коллег, выяснилось, что и они об этом давно уже мечтают… полная идиллия. Только вот почему-то родилась эта инициатива практически сразу после наконец наступившей отставки второго из казавшихся вечным президентов поволжских республик. И застрельщиком выступает тот самый региональный лидер, который ранее высказывался за то, чтобы второй президент России оставался на своем посту не просто на третий срок, а пожизненно. Как говорилось в старом анекдоте, почему-то начинают закрадываться смутные сомнения.
Но сомнения вызывает не только интрига возникновения данной инициативы. Есть и вещи более серьезные. Во-первых, позвольте напомнить, что этнические республики (а именно в них руководители зачастую именуются президентами) – это не только субъекты федерации, но и реализованная форма самоопределения наций – да, в составе Российской Федерации, да, в ее конституционном поле – но это форма государственности, коллективной воли народов. Поэтому атрибуты государственности у них несут важнейшую символическую ценность – и название «республика», а не «область», и «конституция», а не «устав» в роли основного регионального закона, и парламент, именуемый не «думой» или «собранием», а словом из родного языка, обозначающим всенародность и представительность. Поэтому ни в коем случае нельзя принуждать республики отменять «хуралы», «курултаи» и «тумены»: асимметрия и неравенство субъектов федерации не в них коренятся. Вряд ли кто-то возьмется утверждать, что «национальный вопрос» у нас решен окончательно и бесповоротно – вспомним хотя бы недавнюю драку на этнической почве в одной из лучших воинских частей. Конечно, одними высокими символами государственности эти проблемы не решишь, но без них, поверьте, стало бы хуже: национальная гордость, внушаемая этими символами – вклад в межнациональное согласие, значимость которого не дай Бог оценивать, если они вдруг будут утрачены. И наименование глав таких республик – из этого ряда. Вспомним, как Дагестан трижды (последний раз – в 1999 г.) на референдумах проваливал вопрос о введении прямых президентских выборов, чтобы ни один из многочисленных народов этой республики не получил пост всенародно избранного президента – таковой может быть назначен Москвой (что и произошло в 2006 г.), но не избран народами. Конечно, способ обретения легитимности – не то же самое, что наименование должности, но, повторим, символы – эта такая штука, значимость которой трудно просчитать заранее.
Во-вторых, опять же вспомним о русском языке. Губернатором глава республики быть не может: губернатор управляет «частью целого», провинцией, а не страной, республикой. Глава? Руководитель? Проговорите обращение «господин президент» - звучит по-русски. «Господин руководитель»? Так и хочется сказать не «господин», а «товарищ» - какой-то северокорейский акцент появляется. «Господин глава»? Никак не звучит: надо говорить «господин глава республики». А еще лучше – «многоуважаемый господин глава такой-то республики». При этом сразу кланяться в пояс. Вот в этом-то вся штука! У нас – во вполне русских областях после вступления в силу 131-го закона о местном самоуправлении все чаще стало писаться не «Город Энск», а «Городской муниципальный округ Энск» - посмотрите бланки многих городских администраций и прочие официальные бумаги. Дорогие мои! Нельзя быть патриотом городского округа! Нельзя сказать новому знакомому: «Я живу в городском муниципальном округе» - от вас тихонько отодвинутся и общаться перестанут. Произнеся фразу: «Какой у нас красивый городской муниципальный округ!», можно загреметь в дурдом. Но бюрократы-то так говорят и пишут. Почему? Да потому же, почему президенты расхотели быть президентами: риск – даже эфемерный – вызвать неудовольствие «наверху» для них стал куда более значимым, чем риск того, что символы – типа наименования руководителя или названия города – перестанут нести свою важнейшую символическую функцию – вызывать гордость у народа.
Городу (с большой буквы) - приличествует мэр, избранный горожанами. «Городскому муниципальному округу» - сойдет и сити-менеджер. «Воздух города делает свободным», - говорили в старые времена – воздух «городского муниципального округа» точно свободным не сделает. В этом-то все и дело.
Борис Макаренко – председатель правления Центра политических технологий
16.08.2010
© Информационный сайт политических комментариев "Политком.RU" 2001-2010: http://www.politcom.ru/article.php?id=10566
