Мы являемся свидетелями конца истории культуры, в которой доминировали религии книг и книжников. Элиты возникающей ныне культуры воспитываются на понятиях, которые имеют самое далекое отношение к любым известным в истории культурам.
«Суверенитет» и «национальные интересы» нынешним форматом желудочно-кишечной драматургии не предусмотрены…
Культура, как известно, не бизнес. Если кто-то утверждает, что и на ней делаются деньги, он ошибается. Деньги делают как раз на бескультурье, что нам, увы, и приходится наблюдать на наших телеэкранах и в концертных залах.
Вся наша цивилизация ускоренно избавляется от духовности и идейности, приобретая взамен только материалистические выгоды, которые чаще всего и выгодами-то можно назвать весьма условно: большое состояние не гарантирует от большого одиночества, а красоту человеческих чувств купить нельзя.
«Центр тяжести» — снаружи, или гибель культуры
В свое время Шопенгауэр как-то заметил, что такие люди развиваются не в глубину, а в длину. Их жизнь медленно перетекает от одного вида сомнительных развлечений к другому. В наших современных условиях — от одной «тусовки» — к другой, от одного азартного увлечения — к другому в постоянном поиске внешних раздражителей.
Интересна этимология слова развлечение. Есть понятие влечения, когда человек нацелен на что-то одно, на нем концентрирует свое внимание и к нему стремится. Раз — влечение имеет почти противоположный смысл. Человек не знает, на чем ему сосредоточиться. Его праздный ум увлечен в разные стороны, он хочет раз — влечься и забыться, самоустранившись от забот или глубоких мыслей.
В этом нет ничего предосудительного, если погоня за развлечениями не превращается в самоцель. В противном случае, предаваясь только наслаждениям, человек забывает о высших ценностях. «Центр тяжести» души таких людей находится снаружи, и они не выносят одиночества, наедине со своими мыслями. Они пребывают в постоянном поиске партнеров по развлечениям. Подобно тому, как зимой в толпе каждый согревает друг друга физическим теплом, люди, стремящиеся к бесполезным и шумным компаниям, ищут тепла душевного, которое им не могут дать их серые мысли. Благо для них, что к этому располагает «уровень» теперешней культуры.
…Когда-то мы были самой читающей нацией в мире. Почти в каждом доме на книжных полках стояли томики Толстого, Есенина, Герцена, Грибоедова, Салтыкова-Щедрина. Теперь в руках у читающей молодежи журнальчики со скабрезными материалами и фотографиями девиц в откровенных позах. Современная литература утратила образовательную функцию, превратившись в пошлое описание дешевых забав. Столь же дешевые детективчики и любовные романы заменили собою классику и научную литературу. Желтая пресса формирует вкус обывателя, низводит его интеллектуальный уровень до смешных пределов, когда все потребности человека можно описать пятью словами. С литературой умирает язык. Он упрощается, превращаясь в лексикон Эллочки-людоедки из романа Ильфа и Петрова. Грамотная, хорошо поставленная речь становится редкостью. Ее заменил полуграмотный говор, где нет места падежам и правильным склонениям. Жаргон уголовных элементов превратился в норматив для всех: от пролетариев — до представителей интеллигенции. Повсеместное распространение получает явление диглоссии — как параллельного сосуществования двух вариантов языка, которая была описана еще греческим писателем и филологом Иоаннисом Психарисом (для диглоссии характерно функциональное разделение языков на высокий, который применяется в религии, науке, образовании, книжно-письменной культуре, и низкий, являющийся «удобным» в бытовой речи и письменности и «низких жанров»).
К сожалению, низкопробная литература и телевидение проецируют диглоссию на весь социум, выдавая это за нормальное состояние вещей. Человек, закончивший гуманитарный вуз и имеющий диплом о получении высшего образования, с успехом общается на суржике — и это никого не удивляет, тем более, возмущает. Напротив, под влиянием диглоссии все большее количество людей забывают, что такое грамотная речь. Как писал социолог Филипп Рифф: «Смерть культуры начинается в тот момент, когда ее нормативные институты утрачивают возможность транслировать идеалы таким образом, чтобы те оставались внутренне убедительными, прежде всего для самой культурной элиты… Нищета культуры в точности выражается нищетой ее нормативных институтов. Не исключено, что мы являемся свидетелями конца истории культуры, в которой доминировали религии книг и книжников. Элиты возникающей ныне культуры (если только они сами не уничтожат себя и всякую культуру с помощью тех сил, которые они, похожее, не в силах контролировать) воспитываются на понятиях, которые имеют самое далекое отношение к любым известным в истории культурам, а также к связанным с ними интерпретациям самих себя».
Лариса Шорина, эксперт Фонда им. Питирима Сорокина Московского государственного университета, кандидат искусствоведения, так характеризует плачевное состояние нынешней культуры: «Сегодня становится все более очевидным, что творческие возможности человечества иссякли. Нет качественно новых идей. Остается только количественное развитие по типу: "произведем мегатонны генно-модифицированной еды, чтобы накормить еще пару миллиардов"; "слетаем на Марс в режиме туризма, чтобы проверить, как оно там"; "сделаем ноутбуки в женских серьгах" и т. п. Все. Уже стало слишком заметно, что человечество никуда не идет. А значит уже пришло. Развитие закончилось. Полагаю, что "суверенитет" и "национальные интересы" нынешним форматом желудочно-кишечной драматургии не предусмотрены».
От коррозии языка — к коррозии души
Что стало в центре внимания современной эпохи? Тело и телесные наслаждения. Куда уж тут до филологических изысков! Академик Ю. В. Рождественский еще в 1996 году предостерегал от опасности языковой коррозии на фоне всеобщего упадка культуры. Спасение он видел в перестройке языкового воспитания так, чтобы человек достаточно глубоко владел всеми видами словесности, умел изобретать мысль и отвечать за смысл своей речи — владеть речевой этикой. Чтобы пресса отвечала тем же требованиям. Чтобы пропагандировались эстетически совершенные литературные произведения, влияющие на язык и ум, а не дешевки, влияющие, извините, на другие органы. Ведь слово — это поступок, учил Лев Толстой. Риторика и культура речи должны вернуться в среднюю и высшую школу в качестве обязательной нормы (как это, например, сделано в японской системе образования).
Наш язык нуждается в очищении. И не только наш. В условиях глобализации — когда английский выполняет роль древней латыни, некоего лингвофранка, немецкий, французский, итальянский, польский, русский, украинский и другие языки изувечены неимоверным количеством англицизмов. Дело дошло до того, что во Франции начались разговоры о нецелесообразности использования… вежливой формы обращения на «вы» во французском языке. Обозвав данное местоимение «данью устаревшей традиции», сторонники гамбургеров, пепси и рэпа призывали его отменить, оставив лишь обращение на «ты» к людям любого возраста (как в английском). К счастью, думающие французы не поддержали эти бестолковые меры.
В знании английского языка нет ничего плохого. Даже напротив. При условии, что это язык, а не набор терминов или усредненный вариант американского сленга, где с десяток эмоций можно выразить одним-единственным междометием «ОК». Впрочем, нынешний английский — давно не язык высокой литературы. В эпоху информационных технологий язык Шекспира и Чосера превратили в «строганину» усеченных форм речи. Здесь уж не до «Гамлета» и «Леди Макбет»! В самой Великобритании и Шекспира, и Толстого издают в сокращенных вариантах, так как современному «джентльмену» уже не под силу читать и понимать прочитанное, не говоря уже об эстетике речи, переживаний и духовных терзаний героев великих произведений.
В США вам могут рассказать анекдот о том, как убедить начальствующее лицо в ваших неординарных способностях. Оказывается, достаточно сказать: «Сэр, я прочел "Войну и мир"», и брови у начальника уже полезут вверх, в крайнем изумлении. Если же добавить: «В оригинале, сэр!», вас посчитают гением. Бесспорно, приведенный выше американский анекдот намекает на невосприимчивость современного западного человека к сложным языковым конструкциям. Язык рекламных роликов и печатных объявлений, где в угоду экономии эфирного времени или печатного пространства информация подается в максимально сжатом виде и переполнена сокращениями и аббревиатурами, становится нормой общения не только у молодежи, но и у лиц среднего и старшего возраста. Английский дипломат и философ Филипп Стенхоп, граф Честерфилд в письмах к своему сыну призывал последнего особое внимание уделять собственной речи: «Если мысли человека, поступки его и слова отмечены печатью вульгарности и заурядности, это означает, что он дурно воспитан и привык бывать в дурном обществе. Всякого рода избитые выражения — вот цветы выражения человека вульгарного. Человек светский старается говорить чисто и грамотно». В письмах заботливый отец не забывал повторять, что речь и хорошие манеры — «визитная карточка» человека. У нас же «визитной карточкой» стали исключительно материальные показатели — обладание хоть каким-то культурным уровнем в разряд достоинств не заносится.
Имена и личности исчезли…
Кандидат наук из Казахстана Ерлан Саиров недавно писал: «Интеллигенты с высшим гуманитарным образованием, давайте наконец признаемся хотя бы самим себе — выставка итальянской мебели изысканного дизайна будит эстетические переживания посильнее выставки прерафаэлитов, музыка Горана Бреговича будоражит душу больше симфонии Малера, а Стивен Кинг глотается охотнее Орхана Памука. Это наша личная деградация или общая? Это — гуманитарный кризис? Дети и юноши не читают книжек, да и вообще едва читают, реклама изобилует дикими ошибками, телевидение транслирует откровенно мракобесные и псевдоисторические программы под пышным лозунгом кинодокументалистики. Это — кризис? Вместе с трудовыми коллективами, распались дружеские связи, растет количество взаимообманов и мошенничеств, количество преступлений против личности, общество атомизируется в потребительском угаре. Может быть, это — гуманитарный кризис? Осмелимся утверждать, что все перечисленные признаки — лишь внешние проявления кризиса, который происходит сейчас в святая святых — в сфере гуманитарного знания. Где мыслители такого масштаба, как Маркс, Вебер, Дюркгейм, Фрейд, Тойнби? Имен, работ, теорий, потрясающих умы человечества, притягивающих, как магнит, последователей, преемников, апостолов, эпигонов, — сейчас не осталось. Даже если мы возьмем «модных» интеллектуалов, таких как Тоффлер, Эко, Фукуяма и т. п., то это скорее хорошо "отпиаренные" публицисты, нежели могучие мыслители».
Германскому промышленнику Вальтеру Ратенау (1867—1922) принадлежит циничное высказывание: «Экономика — это судьба». Неужели человеку, как венцу Божьего творения, уготована судьба трактирщика, жалкого ростовщика или спекулянта? А ведь для них экономика действительно является судьбой.
Печально, что мы живем в мире, где экономика — не инструмент, а «судьба», алчность — не порок, а «благоразумие», и зависть — всего лишь «стимул» конкуренции.
Владислав Гулевич
Час пик : Информационно-аналитический еженедельник
№7(460) 21 февраля 2010 года
http://www.chaspik.info/bodynews/6284.htm
