Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Аналитика

28/01/2010

Бутузы матрают хуса…

УМИРАЮЩИЕ ЯЗЫКИ.


Это строчка из письма, перехваченного цензурой в Великую Отечественную войну. Над шифром бились несколько дней, после чего заявились к адресату. «Не скумаешь, чуз, лемез куропский?» – спросил чекистов встретивший их на пороге хибары мужик и перевёл: «Не знаете, что ли, язык куропский? Солдаты, написано в письме, едят плохо».

С древних времён известны условные языки, на которых изъясняются между собой матросы, рудокопы, извозчики, а иногда и нищие с мошенниками. Древнейшим образчиком, например, в Англии могут служить речи и песни гробокопателей в «Гамлете», диалог между Слендером и Квикли в «Виндзорских кумушках». В России подобные языки имели общую основу – офенский, или, как его ещё называли, аманский язык. Его родина – Алексинская волость Ковровского уезда Владимирской губернии, откуда в 1700 году по всей России пошли коробейники, называвшие себя масыками. Язык этот не особенно был богат, и прибегали к нему ходебщики в основном в своих плутовских совещаниях. В состав его входили слова греческого происхождения, переиначенные русские (с изменённым значением: отемнить – умереть; придуманные по русскому складу: скрипы – двери, мастырить – делать). Встречались и совсем диковинные (рым – двор, юсы – деньги), однако грамматика и всё строение речи были чисто русскими. Тем же офенским языком, с небольшими изменениями, пользовались профессиональные конокрады Рязанской и Тверской губерний, только они называли его кантюжным. Офенские слова входили в состав условного говора стекольщиков-ходебщиков Олонецкой губернии, Малороссии и Белоруссии.

На территории Климовского района Брянской области находится древнее поселение Старый Ропск (Ропеск, или Юропеск). Оно существовало ещё до монголо-татарского нашествия и входило в состав Черниговского княжества. Рядом выходцы из него основали другое поселение – Новый Ропск, где сначала «валяли шапки», а затем и валенки. Потомственные шаповалы из этого посёлка до сих пор общаются между собой на секретном и абсолютно непонятном нам, непосвящённым, языке, который сотни лет назад придумали их предки. Понять, что говорят местные жители, не сможет ни учёный-полиглот, ни житель соседней области.

Про язык эсперанто один из последних шаповалов Сергей Цвиров ничего не слышал, но про лемез, на котором говорила бóльшая часть его деревни, знает точно: придуман он специально, чтобы чужие не поняли. Слова рождались сами собой. На этом языке также часто говорили ропские торговцы, слепцы-лирники, бродившие по деревням, и странствующие книгопродавцы-офени.

Откуда пошёл тайный язык? Одни старожилы считают, что давным-давно, когда на месте нынешнего Ропска были болота и непроходимые леса, здесь жили лихие разбойники. Вот от них-то в наследство и остался секретный язык (лемез). Другие думают, что его принесли с собой пришлые люди из Сибири. Ещё одна легенда гласит, что занесли лемез щетинщики – скупщики щетины.

Цветист и чуден язык в Ропске – этакая смесь русского, украинского и белорусского. А в придачу ещё и шаповальский. Специалисты обнаруживают в словах латинские, греческие, немецкие, венгерские, тюркские и даже цыганские корни. Цифра «10» по-куропски – «декан», а ребёнок, малыш, – «микринёнок». Сами жители удивительного села считают, что живут они не в Ропске, а в Куропске. Просто прибавляют (то ли по привычке, то ли для конспирации) к названию «ку» – «кусотня», «кузавтра», «кудень». В некоторых словах переставлены местами буквы или добавлена лишняя («говордить», «тербует», «кербуль» – «рубль»). Или буквы заменены (ночь – «морчь», «сковдин» – один, дурак – «шмурак»). Рога в «тайном» словаре – «растопырки», ноги – «ходырки», «протаривать» – значит продавать, а кровать — это «скрипуха». Но есть и такие слова, происхождение которых трудно определить даже лингвисту: рыба – «псалка», красть – «клюжить», корова – «алыда».

Упоминания о шаповалах и их удивительном языке можно найти и в документах XIX века. Тогда мастеров здесь – катрушников, вальщиков, шерстобитчиков, умевших сладить из вовны (овечьей шерсти) валенки, шапки, рукавицы, – было, почитай, едва не полсела. Нынче их практически не осталось. Стареют шаповалы. Нет у них преемников, чтобы передать мастерство, унаследованное от отца и деда. Разве может такая работа принести хороший доход? Да и часто ли мы в наше время видим людей, которые носят валенки? Тогда зачем же их изготавливать?

Уходит в небытие уникальное мастерство, а вместе с ним и таинственный язык. Закрывается, увы, ещё одна страница нашей истории.

Николай ЛЕБЕДЕВ,
НОВЫЙ РОПСК – МОСКВА


Источник: http://www.lgz.ru/article/11512/