Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Аналитика

13/05/2019

Языковые картины мира

В науке о языке всё популярнее становятся исследования так называемой языковой картины мира. Лингвисты считают, что взгляд людей на мир в той или иной степени определяется языком, на котором они говорят. Великий немецкий учёный Вильгельм фон Гумбольдт почти двести лет назад писал: «Каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, откуда человеку дано выйти лишь постольку, поскольку он тут же вступает в круг другого языка».

Примеров очень много. Одно из проявлений этого «круга» — определённое членение окружающего мира. Всякий, кто учил английский или французский, знает, что русскому слову рука в этих языках соответствуют два не синонимичных слова: английские hand и arm, французские main и bras. Если hand и main можно назвать кистью, то два других слова точных русских эквивалентов как будто не имеют.

И чем дальше язык от русского, тем больше различий. Например, как будет по-японски давать? Вопрос не имеет однозначного ответа: в японском подходящих глаголов целых пять. Если я что-то даю другому, надо употребить одни глаголы, а если кто-то даёт мне, глаголы будут другими. Ещё один параметр, от которого зависит выбор слова, — степень уважения по отношению к получающему. А русскому слову вода в японском языке соответствуют два слова: мидзу для холодной и ю для горячей воды.

Другое проявление «круга» — значимость слова в языке. Есть слова, которые употребляются часто, имеют переносные значения, образуют устойчивые словосочетания, звучат в пословицах и поговорках, — значимые слова. При этом они сильно различаются от языка к языку: слово, постоянно присутствующее в лексиконе русского, для носителя другого языка может быть очень редким.

Я однажды наблюдал, как группа японских туристов, увидев коз, долго пыталась вспомнить, как называются эти животные. Люди прямо-таки страдали, силясь отыскать в памяти нужное слово. Наконец один из них воскликнул: Yagi. Сколько было радости!

В русской языковой картине мира и коза, и особенно козёл занимают гораздо более видное место. Отчего же это происходит? В случае с козами ясно: в горной Японии мало пастбищ, и скотоводство никогда не было особенно развито. Но почему, например, в японском языке так много звукоподражаний? Японский автор одного из японско-русских словарей искал перевод для достаточно часто употребляемого звукоподражания, передающего храп, и нашёл: пхи-пуа. Вряд ли кто-нибудь из читателей вспомнит это слово, хотя оно взято из рассказа А.П. Чехова. Видимо, писатель придумал слово, но в языке оно не закрепилось.

Язык может формировать положительную или отрицательную оценку предметов и явлений. В русском переносные значения, устойчивые словосочетания, пословицы, связанные с собакой, как правило, отрицательно окрашены. Это отражает традиционное для ряда религий, включая христианство, представление об этом животном как нечистом.

Когда-то академик Дмитрий Лихачёв составил словарик ругательств Ивана Грозного в переписке с Курбским, и больше половины из них оказались «собачьими». Однако как раз этот пример показывает, что языковая картина мира и общественное сознание далеко не всегда идентичны. За последние 100–200 лет отношение носителей русского языка к собакам изменилось к лучшему, но в языке во многом сохранились прежние оценки.

Языковая картина мира тоже, разумеется, может меняться, но это происходит медленнее. Различия могут проявляться на уровне литературного языка и диалектов. Но в принципе языковая картина («мировидение», как писал Гумбольдт) — не то же самое, что мировоззрение. И либерал, и консерватор, и коммунист, если их родной язык русский, будут называть водой соответствующую жидкость любой температуры и различать по значению слова мыть и стирать, хотя английское to wash — один глагол. Скажем, Владимир Ленин и Николай Бердяев при значительной разнице в мировоззрении обладали одним и тем же мировидением как носители литературного русского языка одного поколения.

Сейчас и в России, и в других странах мировидение и мировоззрение часто смешивают, а перед изучением языковых картин мира ставят непосильные задачи. Одна из причин, по-моему, в том, что исследователей влекут глобальные проблемы, например «связь многих собственно коммуникативных моментов с нравственными категориями, оценками, оценочной деятельностью», обусловливающая «специфику русской коммуникации», как пишет один наш очень серьёзный лингвист Вадим Дементьев. Далее он делает вывод: «Русской душе, по данным русских пословиц, фразеологизмов, текстов русской классической литературы, противопоказано излишне логично-рациональное отношение к жизни».

Подтверждающие примеры привести нетрудно (что автор и делает), но насколько они представительны? И что такое «русская душа», как она соотносится с русским языком? И как «русская душа» относится к собаке? Представляется, что нравственность не может определяться языком. Но очень уж хочется найти ключ к русской нравственности...

Другие, тоже серьёзные авторы считают ключевыми для русскоязычной культуры понятия тоски и удали, а для англоязычной — счастья (happy). Японцы обилие звукоподражаний в своём языке объясняют тем, что они ближе к природе, чем, например, американцы и европейцы. Но как всё это доказать? Для изучения языковых картин фактов даже слишком много, но как отбирать эти факты? Научного метода для этого пока нет, да и будет ли он когда-нибудь?

 

Владимир Алпатов

Лингвист, доктор филологических наук, профессор, член-корреспондент РАН, главный научный сотрудник Института языкознания РАН


https://ology.sh/ponder/iazykovye-kartiny-mira/